Стоя в открытом люке, ефрейтор пошутил:
— Уж не на музыку ли нашего Фихтнера слетелись эти птички? Песенку-то он наигрывал интернациональную, а?
— Песенка, которую они ищут, называется военной тайной, — ответил Литош. — Да звучит она слишком громко, вон они и возбудились так, что до сих пор никак успокоиться не могут.
— А можно их еще спасти?! — раздался встревоженный голос Фихтнера, который только что вышел на просеку. В лице его не было ни кровинки — так он побледнел. В одной руке он держал палку, а в другой — нож. Подойдя ближе и увидев, что ни машина, ни сидевшие в ней незнакомцы не пострадали, он обрадованно воскликнул: — Какое счастье! Как нам повезло! Ведь могла быть серьезная авария, с жертвами! Вы понимаете, с жертвами!
Литош почувствовал, как его охватывает злость. Злость на парня с бледным как полотно лицом, широко поставленными глазами, полуоткрытым от испуга и удивления ртом, тонкими губами и острым подбородком. В этот момент Ульрих походил на Христа, являющегося народу, каким его обычно рисуют на старых картинах. Когда-то они произвели на Литоша довольно сильное впечатление, потому что казались ему выражением надежды и веры, что само по себе потрясало, а выражение доброты на изображаемых на них лицах напоминало ему о детских годах, о матери, о том счастливом времени, которое уже никогда не вернется. Чем ближе подходил Ульрих, тем меньше злости оставалось у Литоша. Только сейчас до него дошло, что Фихтнер не понял хитрого маневра и все случившееся представил себе совсем иначе.
Когда Ульрих подошел к машине, ефрейтор крикнул ему!:
— Да спрячь ты свой ножик! А то они, чего доброго, подумают, что ты решил перерезать им глотки!
Посмотрев на руку, в которой он все еще держал нож, Ульрих быстро спрятал его в карман брюк.
— А сейчас, — продолжал ефрейтор уже строгим голосом, обращаясь к Ульриху, — повернись кругом и быстро исчезни в кустарнике!
— Почему? — удивился Фихтнер. — Что вы собираетесь с ними делать?
— Если бы это были невинные овечки, — рассмеялся ефрейтор, — я бы немедленно передал их тебе, чтобы ты пополнил свою отару… Но это злые волки! — И он приказал Фихтнеру бежать к гауптфельдфебелю, единственному в данный момент начальнику, до которого можно добежать.
Ульрих Фихтнер помчался выполнять приказание. Тем временем к лесной просеке неторопливо потянулись водители других бронетранспортеров. Литош попросил ефрейтора остановить их и отправить обратно к своим машинам. Ефрейтор и на этот раз беспрекословно подчинился Литошу. Он спрыгнул с машины на дорогу и быстрым шагом пошел навстречу любопытным. Литош же остался возле американской машины.
Оба американца как ни в чем не бывало продолжали жевать резинку, правда, водитель убрал руки с баранки, а его сосед не упирался больше в приборный щиток. Водитель оказался блондином с шишковатой головой. Это особенно бросалось в глаза, потому что волосы на шее и на висках были почти начисто сбриты. Он повернулся к Литошу лицом и впился в него внимательным взглядом больших голубых глаз. Брови и ресницы у него были светлее волос и казались выгоревшими. На вид водитель был одного с Литошем возраста. Он улыбнулся спокойной приветливой улыбкой, и Литош растерялся, не зная, стоит ли улыбаться в ответ.
В Берлине Литош часто встречал солдат и офицеров американской, английской и французской армий, которые свободно разгуливали по городу, заходили в магазины, посещали музеи и выставки. Литош даже разговаривал с ними, когда они обращались к нему с каким-нибудь вопросом, но тогда он ходил в гражданском.
Шофер что-то сказал своему спутнику, который был заметно старше его. В руках у старшего появилась коробка с сигарами, и оба американца закурили.
Заметив, что водители других бронетранспортеров не собираются уходить, Литош начал помогать ефрейтору выпроваживать их, но те упрямились.
— Что ты меня гонишь? — сопротивлялся один из них. — Я ни разу в жизни не видел живого янки, разве что в кино… Дай хоть здесь посмотрю.
— Разреши хоть на минутку взглянуть в глаза нашим классовым врагам, дружище! — попросил другой.
Все громко рассмеялись. Ефрейтору ничего не оставалось, как подпустить ребят к американской машине. Через несколько секунд они уже стояли рядом с Литошем и таращились на незнакомцев, громко обмениваясь мнениями. Сначала они похвалили машину, затем высказали мнение, что ее пассажиры выглядят вполне нормальными людьми и одеты они скорее как гражданские, а не военные.
— Возможно, они и не служат в армии, — заметил один из водителей.
— Ясное дело, — согласился с ним другой.
— Но у них армейские нашивки на френчах… Портные у них, конечно, толковые…
— А прически какие! — перебил его кто-то. — Наши офицеры позавидовать могут…
Затем разговор зашел о том, каким образом забрались сюда американцы, которые сейчас сидели в своей машине и, как могло показаться, не интересовались ничем, что происходило за ее пределами.