Ничьи котята

— Но он был не в себе!

— Вот как? — нахмурился Дзинтон. — И кто же должен определять, в себе человек или нет? Я? Ты? Или первый попавшийся случайный прохожий? На каком основании ты объявляешь человека недееспособным? Потому, что он смотрит на жизнь иначе, чем ты? Да, самоубийца всегда психологически и эмоционально нестабилен. Но полной стабильностью не обладает ни одна личность, ни человек, ни орк, ни тролль, ни даже Демиург. В особенности Демиург. Где та черта нестабильности, переход которой означает, что человека надо связать и запереть в комнате с мягкими стенами? Где граница, за которой дружеская рука помощи превращается в удушающий ошейник? Я не возьму на себя смелость определять. А ты возьмешь?

— Но все равно так неправильно! — с несчастным видом нахохлилась Цукка. — Как же можно иметь возможность спасти — и не спасти?

— Очень сложный вопрос, Цу, — задумчиво проговорил Демиург. — Благие намерения — основа прогресса. Но они же лежат в основе самых страшных злодеяний. Понимаешь, установление счастья — цель, которая в глазах благодетеля оправдывает любые средства. И если он посчитает, что для достижения счастья нужно истребить половину потенциальных счастливчиков, он не остановится ни на секунду. Не имеет особого значения, хочет он облагодетельствовать всю цивилизацию или же только пару-тройку человек. Нет, Цу, заявления на тему, что ты лучше знаешь, как следует жить окружающим, являются веским поводом, чтобы прикончить знатока на месте. Иначе он начнет убивать сам.

— Но при чем здесь самоубийца?

— При том, что останавливая его, ты ставишь себя выше его. Ты считаешь, что лучше знаешь, как поступать. Ты отрицаешь его свободную волю и право на выбор — одно из самых худших преступлений, которое можно совершить против личности. Посмотри мне в глаза, Цу.

Девушка вздрогнула и подняла взгляд. Демиург смотрел на нее жестким прищуренным взглядом, и в глубине его глаз отчетливо мерцали красные точки.

— Красные или голубые зрачки у моей проекции — индикатор, означающий, что внешний нейроинтерфейс моего эффектора активирован и захватил контроль над психоматрицей объекта воздействия. Над твоей психоматрицей в данном случае. Я хочу на практике пояснить тебе, о чем идет речь. На счет два — и раз, и два…

Внезапно волна бесконечного блаженства захлестнула девушку с головой. Эйфория накатывала могучим волнами, затопляя все вокруг потоками волшебно-прекрасного света. Она чувствовала сразу все удовольствия мира — божественный вкус пищи, тепло летнего солнца, ласковые нежные прикосновения мужских рук, тончайшие запахи, музыку невыразимой красоты… В потоках счастья хотелось купаться вечно, забыв про все на свете, и когда они внезапно схлынули, девушка едва не застонала от острого разочарования. Она почувствовала, что куда-то легко и невесомо падает, и когда руки Дзинтона подхватили ее за плечи и осторожно уложили на кровать, она несколько минут лежала, не в состоянии пошевелиться.

Когда слабость немного прошла, она открыла глаза. Дзинтон по-прежнему сидел на подоконнике, вглядываясь в черноту летней ночи, и над его головой струился свет восходящего Звездного Пруда.

— Как ты? — спросил он, не поворачивая головы.

— Что случилось? — пробормотала Цукка, осторожно щупая лоб. Она чувствовала жар, как при высокой температуре, но лоб оставался холодным.

— Простейшее воздействие на определенные нервные центры твоего мозга. Активация самых что ни на есть примитивных ощущений. Вызывает иллюзию неземного счастья и невероятного блаженства. Понравилось?

— Не делай больше так, — пробормотала девушка, с трудом усаживаясь на кровати. — Не надо…

— Не стану, — согласился Дзинтон. — Даже если попросишь. Я всего лишь привел иллюстрацию к разговору — ментоблок первого уровня, наглядно дающий понять, насколько простой и примитивной может оказаться даже такая сложная конструкция, как человеческий мозг. Цу, я — Демиург. Для меня не составляет труда таким вот незамысловатым способом осчастливить всех. Мне потребуется не более пяти минут, чтобы ввести в состояние блаженства каждое существо на планете, обладающее нервной системой, начиная с гидр и плоских червей. Как думаешь, это — счастье?

— Нет, но что-то совершенно убойное, — поморщилась девушка, массируя виски. — До сих пор в себя прийти не могу. Нет, Дзи, не счастье, если ты это хочешь услышать. Животное блаженство какое-то.

— Именно! — Дзинтон тепло улыбнулся ей. — И почему все мои девицы не только красавицы, но и умницы? Ты начинаешь меня понимать. Да, именно животное блаженство, доступное даже таракану. Но человек — не просто животное. Он обладает самым ценным, что существует во Вселенной — разумом, пусть и не всегда умея им пользоваться толком. А самая ценная способность разума — делать независимый свободный выбор. И право на применение способности выбирать следует обеспечить любой ценой, даже ценой жизни тех, кто добровольно решил уйти. Лишая человека права на выбор пути, мы априори отвергаем дееспособность его разума. И именно потому есть границы, которые в нормальных обстоятельствах я никогда не переступаю.