Ничья…

Помимо остро стоящего вопроса безопасности его все больше пугало то, насколько уязвимым и рассеянным она его делала. Это ненормально, что в такой тяжелой для страны ситуации он живет мыслями о ней. Что он не может ни о чем другом думать, что просто голову потерял… Это безумие не дает ему контролировать самого себя, он сам понимает, что душит ее своей любовью и чрезмерной, маниакальной опекой. Он боится, что причинит ей боль, что перегнет палку…И видимо, не зря…Ему так хочется поглощать ее, делать своей, без остатка, без сомнений… И в то же время, он понимает, что может разорвать ее, морально и физически. Своим натиском, своей похотью, своим вожделением. Ему надо было остудить пыл. Перевести дух. Ради нее самой. Ему нельзя терять бдительность, а рядом с ней он ее теряет… Он встретил рассвет, наблюдая, как восходящее солнце меняет окрас ее кожи. Пусть поспит еще немного. Впереди тяжелый день…

Несмотря на почти бессонную ночь, Влада проснулась раньше будильника и застала его смотрящим на нее. Улыбнулась, сказала, что хочет в душ, а он снова притянул ее к себе, снова покрывает поцелуями, снова опрокидывает на измятые простыни, нависает сверху, разводит ноги, мышцы которых болезненно напоминают о том, что они делали всю ночь.

– Ощущение, что ты занимаешься сексом впрок,  – усмехнулась она…

– С тобой невозможно впрок… Мне мало тебя… Мне все время чудовищно малооо… – медленно заполняет ее, словно пытаясь охватить каждый миллиметр плоти.

Снова они доходят до пика удовольствия одновременно, снова пытаются отдышаться, обессиленно распластанные на постели.

– А теперь можно в душ?  – спрашивает в полушутку Влада.

Проводит рукой по ее лицу.

– Я не хочу, чтобы ты смывала мой запах со своей кожи…  – говорит серьезно, собственнически.

Она молчит, не споря. Смотрит на потолок. Думает.

– А если я скажу, что не хочу уезжать…

– И я не хочу, чтобы ты уезжала, Влада… Вопрос не в наших желаниях…

– Разве? Не в них? Хотя да, не в наших.. В твоих… – в голосе скользит обида, за которой скрыта паника. Наступило утро, а с ним осознание того, что она панически боится одиночества. Что ее ждет там, на побережье, в пустом огромном доме… Вдали от него, отрезанной от всего мира… Ее тюрьма день ото дня становилась все более неприступной и одинокой…

Не стал вступать с ней в очередные споры. Встал, надел вчерашние джинсы, поднятые с пола, куда наспех бросил их накануне, в нетерпении оказаться с ней кожа к коже.

– У тебя час на сборы. Надень что – то удобное. Вещи собирать смысла нет. Там все есть, а если что – то нужно из имеющегося, Суад все подготовит, только скажи ей. Кстати, она едет с тобой, чтобы не было скучно… Только прилетит чуть позже.

Прекрасная компания, нечего сказать… Служанка, которая теперь патологически чурается общества Влады…

***

Девушка с минуты на минуту ждала, что ее позовут вниз выезжать, но внезапно по внутреннему телефону позвонил Васель и сказал, что их выезд сдвигается на пару часов, дескать по соображениям безопасности… В итоге выехали они только к вечеру… Все это время его она так и не видела, он был поглощен какими – то делами в кабинете и никак не мог вырваться, а она провалялась в комнате, одетая на выход, за просмотром арабских клипов.

Они выехали вовремя. В целях максимальной конспирации сели в неизвестные ей ранее внедорожники. Васель не стал брать с собой много народу из числа охраны  – объективно условия были такими, что излишнее внимание к большому кортежу было тоже не нужно. Ехать минут тридцать  – вылет был не из основного аэропорта Дамаска, а из небольшого аэродрома, используемого преимущественно для частной авиации и вертолетных полетов. Влада смотрела на проплывающий за окном в желтых лучах раннего осеннего солнца город  – и чувствовала какую – то щемящую пустоту. Разъедающую, звенящую в ушах. Закрыла глаза и постаралась вспомнить, как в первый раз прилетела сюда, увидела ночной рельефный пейзаж Дамаска  – с его неровными крышами, зелеными минаретами и круглыми красными бочонками для воды  – резервуарами, которые уютно располагаются наверху каждого сирийского дома… Всё изменилось…Повсюду были укреппосты, навалены мешки с песком как защита от минометных обстрелов…Много военных… Все время доносился грохот снарядов  – артиллерия, глухой свистящий шум МИКов в воздухе, эхо автоматных очередей… Уже трудно было различить, где взрывы бомб террористов, а где удары артиллерии регулярной армии… Сердце болело… Она всматривалась в пейзаж за окном, глаза слепило от ярких солнечных лучей, таких теплых и светлых и всегда оптимистичных, хоть на сердце было как – то зябко и печально…

Она вспоминала свою Сирию до знакомства с ним… Вспоминала их встречу, то, как перевернулась ее жизнь после… Она часто думала о том, что бы было, если бы они пересеклись в других условиях, в мирной жизни… Каким бы был он? Какой бы была она? Да и встретились ли они бы вообще… Конечно, бы встретились… Их любовь не замешана на этой войне… Она этой войной искалечена. Так она тогда думала.