Ничто человеческое...

Не располагая вычислительной техникой, я доморощенным методом подсчитал, что в тысяче писем, полученных редакцией после опубликования «Урока», наиболее употребляемый термин — «доброта». Он встречается более 3 тысяч раз. О доброте пишут доктора наук и домашние хозяйки, школьники и ветераны труда, геологи и колхозники, токари и летчики-испытатели, о доброте пишут люди всех возрастов, всех поколений, всех слоев нашего общества. Они пишут о доброте как неотъемлемом свойстве человека, строящего коммунизм.

И, утверждая доброту, то есть гуманное отношение к человеку, понимание ценности человеческой жизни и человеческой личности как норму коммунистической нравственности, они рассуждают и о том, что этой нравственности глубоко враждебно, — жестокости.

Читатели пишут о случаях жестокости, удивляясь, негодуя, отвергая…

«…Вечером мы с мужем пошли в парк, расположенный в одном из красивых уголков нашего города, и увидели на пустынной аллее, как несколько шестнадцатилетних подростков „развлекались“ — они окружили женщину и мужчину, по-моему молодоженов, и не давали им идти дальше, при этом отчаянно хохоча…

Мы потребовали от юношей, чтобы они немедленно оставили этих людей в покое. Потребовали жестко, объяснив при этом, что чувство жалости вызывают у нас не только их жертвы, но и они сами, непонимающие, что такое человеческое достоинство. Подростки хмуро удалились.

Один из них, уходя, назвал нас… баптистами! Не время и не место было растолковывать ему, что мы с мужем убежденные атеисты с юных лет. Оба участвовали в революции, воевали».

Читая письмо старой женщины, я думал, откуда эта мысль о баптистах, кто внушил буйному юноше, что «любовь к ближнему», а стало быть, и жалость, и сострадание — исключительное достояние религии, церкви? Так же как неприемлем абстрактный гуманизм в силу его метафизичности, проповеди любви к человеку «вообще», так же вредна и абстрактная воинственность, готовая считать врагами всех и вся без разбора.

Нежность и непримиримость, жалость и суровость существуют рядом — в одном человеческом сердце, если это подлинно человеческое сердце.

Когда мы говорим о безнравственности, то имеем обычно в виду отсутствие этических установок, этической ориентации, безразличие к идеалам, подразумеваем, что у человека нет чувства моральной ответственности, что он неблагоговейно относится к тому, что нам дорого…

Но норой мы имеем дело с иным явлением — безнравственностью воинствующей. При рассмотрении этой безнравственности стоит сосредоточиться не на том, что отсутствует, а на том, что наличествует, ибо в основе ее лежит совершенно определенная установка — на кощунство. Она небезразлична, она ненавидит. И она не довольствуется неблагоговейным отношением к тому, что нам дорого, ей надо дорогое унизить, растоптать. У тех, кто совершает это, вакуум заполнен: отсутствие перешло в наличие. И именно поэтому отсутствие у человека духовно-нравственного начала социально опасно.

Но вернусь к письму инженера Уварова.