Ничто не случайно

Один раз мы пролетели над городом для рекламы, а затем вернулись обратно в район взлетной полосы и закружились в петлях, бочках, горках и пикировании. Воздушное шоу длилось десять минут, включая набор высоты, и я ожидал услышать жалобы, что на три доллара можно было бы полетать в дольше.

- Это было классно, мистер!

- Да! И особенно вначале, когда вы летели прямо на нас! Мы так испугались!

Через минуту подъехал первый автомобиль, за ним последовали другие, и мы были рады их видеть. Стью занялся своим, принялся расписывать прелести полета в такой день, как этот, продавая идею взглянуть на Кахокию с прохладного ясного неба.

Когда Стью пристегивал нашего первого пассажира, тот сказал:

- Хочу чего-то необыкновенного. Как только мы начали выезжать на полосу, к кабине подошел один из мужчин и сказал негромко:

- Этот парень известен в нашем городе как большой удалец. Когда будет высоко, переверни его вверх ногами пару раз, о'кей?

В каждом городе, где мы работали, главным участником представления была водонапорная башня. Для нас водонапорная башня стала действительно символом Города, каковым она была для тех, кто жил в ее тени. Оказавшись в воздухе над городом, в окружении солнца, ветра, кожи и тросов биплана, наши пассажиры впервые в своей жизни смотрели на водонапорную башню сверху, читая на ней в очередной раз большие черные буквы названия своего города.

В Кахокие я внимательно изучал всех своих пассажиров и заметил, что каждый из них пристально и подолгу смотрит на верхушку водонапорной башни, а затем на дорогу, которая уходит от нее за горизонт. Когда я увидел это, во время каждого полета я начал делать небольшой круг почета вокруг этой сияющей постройки с четырьмя колоннами и восьмифутовыми буквами КАХОКИЯ. Подняться над ее уровнем значило для любого жителя города совершить что-то незабываемое.

К концу дня мы прокатили девятнадцать пассажиров.

- Я не устану повторять, Стью, - сказал я, когда мы шли в темноте в направлении города, - что здесь нам везет и мы возьмем свое!

Мы прикончили свои гамбургеры в баре "Орбита" и вышли в темный сквер. Магазины были уже закрыты, и тишина медленно плыла над городом, как туман сквозь ветви больших вязов.

В парке находилась эстрада с покатым навесом, перед которой располагались ряды безмолвных деревянных скамеек, увенчанных тишиной и спокойствием теплой летней ночи. По пути нам попался универмаг "Сейб", магазины, днем торгующие всякой всячиной, гостиница, в фойе которой под потолком вращались лопасти больших вентиляторов. Если бы мне пришлось заплатить по одному доллару за каждое изменение, которое произошло в этом городишке с 1919 года, от сегодняшнего заработка осталось бы еще целое состояние.

Мы шагали по безлюдным тротуарам, возвращаясь на свое поле, и слышали смутные отголоски музыки, которые долетали иногда из домов вперемешку с желтым электрическим светом.

Безмятежность Кахокии не распространялась, однако, на ее комаров. От их жужжания становилось не по себе, а может быть, и еще хуже. В конце концов я изобрел Метод В для спасения от комаров, который требовал от того, кто желал спастись, залезть полностью одетым в спальный мешок и накрыть голову шелковой накидкой, оставив только едва заметную щель для воздуха. Метод работал довольно эффективно, хотя он не спасал от сверхзвукового рева тысяч маленьких крыльев.

Мы проснулись с первыми петухами, как раз тогда, когда комары отступают перед наступлением нового дня.

Я встал и добавил в мотор две кварты масла, осмотрев его как следует приближающийся день обещал быть напряженным. Едва я успел закрыть крышку капота, как неподалеку на поле остановилась машина, подняв на грязной дороге облако мелкой пыли.

- Вы этим утром еще будете летать с теми, кто желает покататься?

- Конечно, мадам. Все готово к тому, чтобы завести мотор лично для вас.

- Вчера я не успела полетать с вами и очень боялась, что вы можете улететь...

У меня не осталось сомнений в том, что она - учительница. В ее словах слышалась такая уверенность и власть, которая приходит только после вбивания в течение сорока лет истории Соединенных Штатов в головы десяти тысяч студентов колледжа.

Ветер, дувший утром над городом со скоростью девяносто миь в час, растрепал ее серебристо-голубоватые волосы, но она не обращала на это внимания. Она смотрела вниз на Кахокию и вдаль на горизонт, где виднелись окрестные фермы, в точности как ребенок, полностью забыв о том, где она находится и почему.

Через десять минут она вручила Стью три однодолларовые купюры, поблагодарила нас обоих и уехала, оставив на дороге медленно тающий шлейф летней пыли.

Вот это и есть настоящая Америка, думал я. Вот что такое подлинная Центральная Америка, характер жителей которой по-прежнему напоминает о первых поселенцах, живших здесь сотни лет назад.

- Что ты об этом скажешь? - спросил Стыо.

- Думаю, что нам предстоит неплохой денек, если желающие полетать начинают появляться так рано.

- Как ты оценишь их число? - спросил я, направляясь к городу и к завтраку. - Сколько пассажиров будет у нас сегодня?