Ничто не стоит так дорого

– Я думал об эмиграции, но жить в стране в окружении людей, говорящих на чужом языке, с другим менталитетом, не смог. Иначе обосновался бы в той же Англии: оттуда, как известно, выдачи нет. Многие считают, что киллеры достанут кого угодно и где угодно, и даже приводят в пример одного нашего олигарха. Но мне кажется, тот олигарх просто инсценировал свою смерть. Я сразу это понял, потому что после него ни осталось ничего – одни долги. Вероятно, так же, как и я, он завел себе двойника, который якобы послал телохранителя в магазин, тот пропал на сутки, а самого олигарха за это время посетили киллеры, повесили несчастного на его собственном шарфе, предварительно сломав ему руку и нос: мне кажется, что тот двойник оказал сопротивление. Впрочем, это нас не касается. Повторяю, я думал об эмиграции: ну что там делать одному! А брать с собой кого-то из своих самых близких – значит спалиться очень скоро. Писателя, – Лев Борисович показал на своего друга, – я бы взял, но он наотрез отказался. Я предложил ему тогда махнуть в Тегусигальпу, но Серега сделал мне встречное предложение: поселиться в Архангельской губернии. Мы там пробыли какое-то время, но я, к своему стыду, привык к комфорту. Устрицы мне нравятся больше карасей в сметане. Так что надолго меня там не хватило. А потому решил обосноваться здесь: никто ведь не ждет, что я буду там, где меня убили. Устрицы устрицами, но ими тоже можно пресытиться… И пальмы в отличие от елок не пахнут вовсе. И продажная любовь – это не чувство, а бизнес, в котором лживо все.

Лев Борисович направился к стойке, взял с полки бутылку виски, подумал и вернул ее обратно. Взял бутылку водки, потом подцепил из-под стойки три стакана, направился к столу, за которым оставались Гончаров с Пинегиным.

– Вы и в самом деле до сих пор не поняли, почему я не уезжаю из страны? Вы вообще думали об этом? Ответ очень простой: здесь моя родина. Родина не в той душной хрущевской двушке, где мы жили вчетвером, и некоторые нам даже завидовали, потому что у них и такого счастья не было… За окном был душный, пропахший дымами и выхлопными газами город, который я ненавидел, из которого мечтал вырваться… Вся моя семья мечтала вырваться. И вот родители уехали, сестра рванула на Запад. А я остался, потому что не смог оторвать от своего сердца все это… И город, и дым, и выхлопные газы, и первую свою девушку, которая едва не заплакала, когда утром обнаружила зацепку на подаренных мною ей итальянских колготках. Все это не имеет цены, все это бесценно, потому что это моя жизнь, которую не заменит никакая другая. Я оказался здесь, на Селигере, случайно – мне этот дом и эта земля достались в залог, который я чуть было с выгодой для себя не продал. Но приехал сюда и с первого взгляда, с первого вдоха понял – здесь моя родина, здесь моя жизнь, и не хочу я отсюда уезжать никогда ни на Кипр, ни в Майами, ни в какую иную Тегусигальпу. Я решил остаться в этом раю, в тихом месте, к которому прикипело мое сердце… Ходить в сад и рвать вишни… знать, что какой-то дурачок сюда приходит и ворует ягоды, чтобы продать их на рынке… Не продать даже, а обменять на бутылку паленой водки… Но кроме радости от того, что я принимаю этот мир таким, какой он есть, во мне ничего нет… Вот такая у меня любовь к этой земле, этому месту…

Карпоносенко вздохнул и посмотрел на гостя:

– Сейчас нам принесут копченых сигов, и мы примем по сто грамм. И продолжим.

Разговор закончился далеко за полночь. Гончаров не остался до утра, отправился домой и, только отъехав, почувствовал в салоне специфический запах: в багажнике его «Рендж Ровера» лежал большой пакет с копчеными сигами и хариусами.

Глава двенадцатая

Игорь гнал по пустой ночной трассе. Потом встающее солнце опередило его, и, когда Гончаров въезжал в родной город, рассвет уже растекался по крышам и дворам. Поездка не особенно утомила его, тяжелым стал разговор, во время которого собеседники не были до конца откровенными. Он понимал это и тогда, и сейчас, когда возвращался. И все же кое о чем удалось договориться. Но главное, удалось побеседовать с начальником охраны Карпоносенко и наметить планы.

Вернувшись в свою квартиру, он прилег на диван, решив поспать хотя бы пару часиков, но как-то получилось, что провалялся в постели значительно дольше. Разбудили его звонки мобильного аппарата. Один раз Игорь пропустил вызов, не собираясь отвечать вовсе, но потом взглянул на часы – было уже десять утра. И когда телефон начал трезвонить снова, пришлось отвечать, тем более что вызывал его профессор Дроздов.