Ничто. Остров и демоны

Когда она думала об этом, глаза ее вспыхивали. Ей уже казалось, что никакого романа с Сиксто у нее не было… Одно время что-то утишало мучительную боль неотступных мыслей о Пабло, но вдруг это «что-то» исчезло, раздвинулось, как занавес, и душа ее вновь осталась беззащитной. Ей нечем прикрыться, некуда спрятаться. И нет в ней иного образа, кроме образа Пабло. А через минуту неожиданное открытие причиняло девочке уже не радость, а страдание, нестерпимую боль — она вспоминала слова Онесты: «Мы сказали ему, что, может быть, придется ждать билетов еще целый месяц, и он ответил, что это слишком долго».

То были тяжелые часы. Когда в душе у тебя все переворачивается, когда тебя душат и слезы, и дурацкий смех — очень трудно оставаться внешне спокойной, сидеть полдня в школе, слушать, как преподаватели объясняют свои предметы, и в довершение всего быть готовой к тому, что тебя сейчас спросят про что-нибудь такое, о чем в подобные минуты никогда нельзя вспомнить.

Вечером, вернувшись в усадьбу, Хосе осведомился о сестре. Пино в тот день уезжала в Лас-Пальмас и возвратилась вместе с ним. Худенькая служанка Лолилья сообщила:

— Она только что вернулась. Поднялась к себе заниматься.

— Позови ее!

Марта, которая сидела над латинским текстом, как будто была в состоянии сейчас перевести его, и думала совершенно о другом, спустилась в столовую, с тоской и скукой глядя на большую комнату и накрытый к ужину стол. После ужина она сможет остаться одна. Она потушит свет, и никто больше не потревожит ее.

Хосе стоял у окна. Пино в уличном платье, сидя на стуле, тут же, в столовой, снимала тесные туфли на высоченных каблуках. Марта искоса взглянула на нее и встретила вызывающий взгляд невестки. Пино всегда смотрела вызывающе, словно она вела постоянную борьбу, и врагами ее попеременно становились то Марта, то служанки, то Хосе — кто угодно… Приближался решающий момент в жизни Марты. Момент, который она будет ясно помнить через многие годы. Но девочка не предчувствовала этого.

Как обычно, она подошла к своему месту, но не села, а крепко взялась за спинку стула. Перед ней была старинная горка, такая красивая, такая знакомая. Марта смотрела на нее, как уже смотрела много-много раз до этого дня. И тут в тишине раздался голос Хосе, громкий и резкий. Только тогда она поняла, что случилось нечто серьезное. На лице брата была написана такая неподдельная ярость, что Марта едва не попятилась от него.

— Я позвал тебя, чтобы ты рассказала здесь, перед Пино, обо всех своих похождениях и фокусах, о своем вранье…

Марта испугалась. На мгновенье от страха у нее подкосились ноги. Она оперлась на край стола и стиснула зубы, как часто делала в последнее время. «Сейчас это пройдет, — подумала она. — Потом будет все равно».

Все молчали. Марта смотрела теперь на своего брата, высоко подняв голову, пристально и дерзко.

— Я жду! — сказал Хосе.

Марта почувствовала, что не может произнести ни слова. Не может разжать стиснутых зубов, не может опустить голову. Ей казалось, что никогда она не видела Хосе в таком гневе, а на самом деле таким он бывал нередко. Просто никогда она не была еще настолько безоружна перед ним — в глубине души она понимала причину его гнева. И в страхе продолжала вести себя так же заносчиво.

Пино внезапно поднялась с места, без туфель, с ожерельем Тересы на шее, в кольцах и серьгах Тересы.

— Да разве ты не видишь, что она настоящая потаскуха?.. Ты не мужчина, если не убьешь ее!

Услышав грязное оскорбление, Марта обрела способность двигаться и в ярости повернулась к Пино.

— Не твое дело!

Пино взвизгнула, а Хосе схватил сестру за ворот блузки и с силой отшвырнул к стене. Потом стал перед ней, выкатив глаза, настолько страшный, что уже казался смешным.

От удара головой о стену у Марты потемнело в глазах; фигура Пино зашаталась, стены поплыли, и она сделала гримасу, к которой часто прибегала теперь. Она улыбнулась.

Хосе не помня себя начал осыпать ее пощечинами.

Марта чувствовала, как горят щеки под ударами, и улыбалась. Эта улыбка была бессознательная. Она шла изнутри, от какой-то части ее существа, которая не рассуждала, а поддавалась лишь ощущениям. Теперь одна Марта была спокойной, была сильной. Хосе бросил ей в лицо то же слово, каким ее оскорбила Пино. Потом остановился, задыхаясь.

— Молчишь, ответить смелости не хватает, да? Морочила нам голову своими дерьмовыми занятиями… А сама каждый день таскалась на пляж к этому кретину… Весь город только о тебе и говорит. Сегодня, когда я об этом узнал, я встретился с отцом Сиксто… Он, видите ли, совсем не против вашей свадьбы… Но ты-то что думала? За кого ты считаешь меня, чтобы надо мной смеяться? Свадьба, да еще за моей спиной? Я тебе, дрянь, покажу свадьбу!

— Я не собираюсь выходить замуж.

Марта произнесла это очень твердо, очень решительно.

Хосе на секунду опешил. Потом продолжал:

— Не собираешься? Кто тебе позволит! С сегодняшнего дня конец твоим занятиям и твоим поездкам, ты будешь сидеть здесь, понятно? Здесь, с Пино и с твоей матерью.

Слабым голосом, очень неуверенно Марта пыталась возражать: