Ничто. Остров и демоны

Матильда печально улыбнулась. Ее суровое лицо было исполнено благородства и силы. Она снова откинулась на спинку качалки, глядя на Даниэля все с той же улыбкой, а он удивленно смотрел на нее. Никогда больше он уже не будет в силах смутить ее дух, подавить ее. Она вновь обрела прежнюю веру в себя. Взгляд Матильды стал живее. Она выпрямилась, словно прислушиваясь.

В комнате Пино загорелся слабый свет. Наверное, лампочка у изголовья кровати. В воображении Матильды этот свет как-то странно связывался со светом свечей, окружавших восковое лицо покойной, такое молодое и изможденное.

Ей хотелось, чтобы ночь прошла поскорее. Эта ночь и еще шесть дней, оставшихся до отъезда с острова.

XVIII

В тихом коридоре хлопнула дверь. Звук невероятный в доме, где лежит покойник. Объяснить его сквозняком было нельзя: в эту ночь воздух словно застыл, не чувствовалось ни малейшего ветерка.

Марта увидела брата. Она возвращалась в спальню, а он выходил из своей комнаты. Столкнувшись с ней, смутно белевшей в сумерках, тихой, как видение, Хосе вздрогнул. Казалось, он испугался.

— Я думал, ты уже спишь.

— Я иду ложиться. Как Пино?

— Лучше. Иди к себе.

Когда Марта повернулась к своей двери, Хосе положил руку ей на плечо. Голос его звучал резко:

— Ты говорила с Висентой?

— Нет… Я сидела наверху на лестнице.

Марта взглянула на брата, она плохо различала его — свет в коридоре не горел, только луна смотрела в окно. Хосе, долговязый, худой, против обыкновения выглядел усталым. Марта сказала:

— Мне не о чем говорить с Висентой. Я не люблю слушать сплетни служанок.

Хосе ничего не ответил. Рука, лежавшая на плече девочки, легонько подтолкнула ее к комнате. Когда дверь закрылась за ней, Хосе еще стоял в раздумье.

Он вышел из спальни рассерженный. По его мнению, присутствие тещи усложняло отношения с женой. Устроившись у них в комнате, мать Пино ни на минуту не отходила от дочери и, держа ее за руку или поглаживая по голове, тараторила без умолку. Это она завела разговор о смерти Тересы, о том, что им просто стыдно до сих пор быть под одной крышей с Висентой.

— Пепито, нельзя, чтобы эта женщина осталась на похороны. Очень хорошо, что при посторонних ты заставил ее замолчать, но теперь все ушли. Завтра в доме будет полно народа. Она должна убраться сию же минуту. Это просто неприлично, если она останется.

При слове «Пепито» Хосе передернуло.

— Я очень прошу вас, сеньора, не вмешиваться в дела моего дома. Висенте уже отказано. Она грубиянка, деревенщина, если хотите, но она имеет право находиться здесь. Я не собираюсь устраивать у тела Тересы еще один скандал. Завтра она уйдет. Если бы вы знали этот народ, вы поняли бы, что она уже сказала все, что хотела. Теперь она больше не сунется.

Пино уткнула лицо в подушки. От нее исходил запах молодой плоти, терпкий аромат пышных волос. Она пробормотала в отчаянии:

— Замолчите, мама! Разве вы не видите, что мой муж мне не верит? Он верит этой ведьме. Ах, и все-таки я рада, что Тереса умерла!

В темноте она повернулась к Хосе, приподнялась на постели. Вполголоса вызывающе бросила ему:

— Да, рада!

У Хосе готов был сорваться с губ резкий ответ, но он сдержался. Мать Пино плакала:

— Ах, мальчик, ты сам не знаешь, что говоришь!

Хосе всегда хотел казаться человеком без нервов.

Отец его говорил, что Хосе стремится походить на английского лорда, однако стремление это совершенно бесперспективно, потому что лорды ведут себя как раз наоборот, добавлял Луис Камино. Когда отец говорил такие вещи, Хосе ненавидел его.

Сидя в ногах постели, Хосе пожал плечами. Он ответил как можно холоднее, желая уколоть жену:

— Единственное, что я могу сделать для тебя, это просить о вскрытии тела Тересы.

Пино вырвалась из объятий матери, и именно тогда раздался ее истерический крик:

— Если ты скажешь еще хоть слово, я зарежусь! Слышишь? Зарежусь!

Она с силой отталкивала мать и рыдала. Хосе встал. Его прошиб холодный пот. Он почувствовал, как у него намокает рубашка. Ему надо было остаться наедине с женой. С тех пор как он вечером вернулся из города, его ни на минуту не оставляли с ней вдвоем. То подруги Тересы, то дон Хуан, то теща. Пино — его жена. Его собственность, его. Ему хотелось схватить тещу за шиворот и вытолкать из спальни. Одни они сумели бы объясниться.

— Пойдите за доном Хуаном, Пепито. У нее снова начинается припадок.

Пино слабо стонала, откинувшись на подушки.

Хосе не сделал ничего из того, что хотел. Впрочем, он толком и не знал, чего хочет: может быть, обнять Пино, как после ее истерических приступов ревности… Он знал только, что эта проклятая толстуха мешает ему, портит жену.