Ниенна. Благословленная Смертью

— Поняла. У нашего Лиха не только один глаз, но еще и ухи острые. Как же нам быть?

Она села на полок и призадумалась. Богатырские плечи обреченно поникли.

— Как быть — идти и сражаться, — некромансерка примостилась рядом. — Уедем — Хелене и мальцу хана, а может, и всей остальной слободе. Передать сообщение в Ахенбург мы не может, паутина мешает. И волкодлака до сих пор не вычислили. Но одно уже хорошо — он серьезно ранен. Надо сегодня отоспаться, а завтра на свежую голову все обдумать. Кстати, сумку мою вы куда дели? Здесь оставили или к Бажену в комнаты отнесли?

— Не знаю, я не видела. Может, малая забрала. Мы когда тебя притащили из леса едва живую, тут суета такая поднялась, вся деревня на помощь сбежалась, еле прогнала. Чего только не принесли, и меда, и варенья на шишках да бруснике, и пряников печатных! Чего ими лечить-то, укус волкодлачий?

— Хандру по поводу неудачного дела, — отшутилась Ниенна. — Мне сумка нужна, там пилюли от тяги к чужой витальности. Это важнее, чем даже амулет с драконьей кровью. Заканчиваем мыться и идем в дом.

Подруги обсушились и торопливо оделись. Соседка Услада, прознав о случившемся, принесла Ниенне свою рубаху взамен подранной и забрала кожух на починку. Некромансерка лишь вздохнула, перебирая пальцами мягкую ткань расшитого ворота. Новая ведь совсем, ни разу не надеванная. Наверняка тетка отдала спасительнице девочки лучшее, что нашлось в закромах.

Конечно, рубаха была Ниенне безбожно велика, но выбирать не приходилось. С постоялого двора пока принесут еще чего-нибудь. Герда-то сходит, не переломится, но ее возьмут в оборот прямо в лавке и заставят в подробностях рассказать о том, что случилось. А это непозволительная в их ситуации потеря времени.

Через несколько минут Ниенна уже сидела на лавке в доме Хенриков. Печь убаюкивающе трещала, огоньки светились из-под заслонки глазами диковинных зверей. Чай из самовара был горячим и пах еловым сиропом.

— Попей, деточка, попей, — сочувственно приговаривала тетка Услада, поглаживая некромансерку по затылку. — Ничего, Всеблагой Левий все видит и слышит, и спас тебя от людоеда клыкастого, чтоб у него очи лопнули…

Усладе рассказали все. Кроме подозрений о том, кем может быть волкодлак. Не стали упоминать и о чудесном спасении с помощью кулона с драконьей кровью.

Удивительно, но тетка даже не стала сомневаться в Хелениной невиновности. Наоборот, сгребла девчонку в охапку и заплакала, приговаривая, что дитя неразумное доверилось лиходею, и теперь может быть наказано.

— Не может, — прекратила чужие причитания Герда. — Все будет в порядке, изловим мы эту тварь, а Хелена учиться поедет. Дар такой силы надо держать под контролем.

— Поеду! — Хелена заулыбалась. — Бабушка Услада, я выучусь, вернусь в слободу и тебе кости от ревматизма исцелю! Совсем болеть перестанут!

— Охти, дитятко мне, — растрогалась Услада. — Не болит ничего только у мертвых, а мы, старики, пока скрипим на белом свете, терпим и ноющие колени, и звон в ушах, и слабость… Но ежели станет хоть немного легче, я буду тебе очень благодарна!

— Сумка, — напомнила Ниенна. — Хелена, сумка моя где?

Девочка замерла на лавке.

— Не знаю, — пролепетала она. — Ты когда упала и блевать начала, я ее в снег поставила и на помощь кинулась… Там что-то ценное, да?

И она опять накуксилась, собираясь заплакать.

— Ценного много, но на ней заклятие против воровства, я сама его ставила, — тут же сказала успокаивающим тоном Герда. — Ничего, завтра с утра съезжу и привезу, я могу ее брать и уносить. А так пусть лежит, от холода эликсиры не портятся, а спереть ее не сможет ни зверье, ни воронье, ни волкодлак с Лихом.

— Да нельзя завтра! — Ниенна с усилием поднялась с лавки и стиснула зубы, пытаясь сдержать стон. — Там пилюли мои! Мне запрещено пропускать прием! Не в состоянии, когда я ранена!

— А ехать в сумерках в чащу с оврагами да буераками можно? Когда неподалеку шастает раненый волкодлак с Лихом на пару? — валькирия покрутила пальцем у виска. — Как раз к ночи и доберемся. Сегодня не полнолуние, конечно, но какая-нибудь тварь нас с удовольствием на зубок попробует. Волкам и вовсе без разницы, день или ночь — мы чужие. Кстати, понимаю теперь, чего они на жителей слободы не нападают. На этих угодьях свой хищник сидит, и лесовой батька, что якобы защищает людей, совершенно не при чем.

Посидели, помолчали. Тетка Услада нацедила из самовара еще чаю, сунула в рот ложку меда, отпила и блаженно зажмурилась.

— Вот только сладкий медок и утешает в жизни со всеми ее напастями, — вздохнула она. — Неужто молитвы батюшке Всеблагому Левию не помогают? Как же дозволяет он, что всяческие оборотни да упыри с нами рядом существуют, честному народу вредят?