Нигиль

На площадь постепенно стекались люди. Сперва нерешительно вставали с краю. Среди них были и нижние в обносках, и верхние в модных одеждах. Все, впрочем, уже выглядели одинаково: серые фигуры, присыпанные пеплом, вымазанные в грязи с головы до ног. Мало кто из них, наверно, понимал, что теперь происходит.

– Довольно! – крикнула Ганна герр-Страд. Музыканты перестали играть.

Она подошла к Гойеру Мойеру и устало сказала:

– Вы сами знаете, что это ничего не изменит. Мы соберем новый Совет. Их будут судить по закону.

– Я сам разберусь с этим, Ганна, – сказал Гойер Мойер. – Их место только в Нигиле.

– Тогда я вынуждена настаивать.

Никто скривился в ухмылке. Нолль подошел к ним и встал рядом с Ганной герр-Страд.

– Она права, Гойер. Вы и так уже победили.

Никто не ответил. Он крикнул музыкантам:

– Продолжайте, че-е-его замолчали? Все будет по правилам: дождемся одобрения Монолита. – Он глянул на отца-настоятеля дай-Есчё. – Верно я говорю? Как вы думаете?

Дай-Есчё запричитал. Из-под вуали потекли слезы.

– Ну-ну, – сказал Гойер Мойер, – успокойтесь. На все Его воля, ведь так? Теперь вот и ваш черед.

Нолль взвел курок.

– Хватит, я вам этого не позволю. Довольно ссылок в Нигиль. Слишком многое случилось сегодня. Проявив теперь силу, вы ничего не измените.

Никто обернулся. Он убрал руку под китель.

– Не надо этого делать, – посоветовал Нолль. – Мы еще можем разойтись мирно. Все еще могут…

– Уже нет. Вы и с-сами должны это понимать.

Берр Каглер, внимательно следивший за происходящим, громко хмыкнул.

Уже подходил пустой поезд, когда Никто под пристальным взглядом Нолля медленно стал наматывать цепочку на ключ, торчавший из полусферы у него на груди.

– Хватит! – снова крикнула Ганна. – Вы же умрете!

– По приказу этого господина, – он ткнул пальцем в Каглера, – я давно уже мертв.

– Не заставляйте стрелять в вас, – сказал Нолль.

Никто чуть помедлил – затем, когда на западе прогремели стальные раскаты, он вдруг со всей силы потянул за цепочку. Ключ бешено завращался в груди. Изо рта Гойера Мойера повалил густой холодный туман, он вдруг выпрямился, задрожал в расходившихся вокруг него холодных тенях, то исчезая, то появляясь, будто картинка в раскрученном тауматропе[2].

Нолль выстрелил. Голова Гойера Мойера откинулась назад. Пуля скользнула по ржавой маске, и та слетела с его лица. Никто ухмыльнулся. Нолль опустил револьвер: у Никого не было половины головы. На месте левой щеки, глаза, виска и части затылка – ничего. Только густой туман, принимавший зыбкие, призрачные очертания.

Ганна герр-Страд отшатнулась. Гойер выхватил свой ржавый револьвер и поднес к губам.

– Живо в вагон! – проскрипел его голос, пока барабан заряжался той беспросветной тьмой, что змеями выплывала у него изо рта. – Или никто не покинет эту площадь живым!

3

Все вагоны, кроме одного, уже были отцеплены «Детьми Нижнего города». Гойер Мойер, двигаясь точно призрак, пристегнул членов Совета к поручням при сиденьях и исчез в паровозной будке. Со скрипом опустился рычаг. Двери закрылись. Поезд поехал.

Ганна герр-Страд смотрела вслед уходящему поезду. Нолль проводил ее взглядом – пока она окончательно не скрылась из виду. В поезде остались только члены Совета, Никто и Иной Нолль.

Кончились дома. Выехав за стену Среднего города, состав понесся вдоль обрыва по ржавым рельсам. Внизу, по левую руку, показались туманные пустоши Нижнего города. Разглядеть что-либо в этом сером и холодном дыму было нельзя. Оставалось только представлять, что где-то там протянулись рифленые крыши фабричных цехов.

– Помните, что я сказал вам при первой встрече? – спросил Гойер Мойер, склонившись над Ноллем: он пристегнул его цепью, как и всех остальных.

– Кажется, да, – сказал Нолль, ответив на его пристальный взгляд. – Вы говорили, что у вас на меня большие планы.

– Так и есть, – скрипнул Гойер. – Я ведь уже тогда знал, кто вы такой, господин Нолль. Такие люди, как мы с вами, нужны этому городу, что бы там ни считали.

– И какие же?

– Пустые.

– Не так уж смешно, – заметил Нолль.

– А я вовсе и не шучу. Только подобные нам способны выдержать давление тьмы и тумана.

Никто то и дело подкручивал свой механизм; голос его звучал так быстро, что понять смысл сказанных слов можно было лишь с усилием. Нолль хмуро вслушивался.

– Так что вы хотите сделать со мной?

– Поделиться тем, что я видел, – ответил Гойер Мойер. – После того как вы побываете на Нигильских полях, ваше существование окончится. Но, в отличие от всех остальных, вы все же вернетесь назад – об этом я позабочусь.

Услышав эти слова, Бырро герр-Путанарс испуганно всхлипнул.

– То, что у вас в груди… – сказал Нолль. – Это имеет какую-то связь с Нигилем?

– Да. Видите ли, вот в чем тут дело… – Гойер Мойер чуть помолчал. – Хотя вы и вернетесь, вы все же вернетесь уже не вполне собой. Вы вернетесь Никем, как однажды и я. Но мое время давно уже на исходе… А городу нужен новый Никто.

Нолль долго обдумывал услышанное.

Берр Каглер заерзал на своем сиденье и подал голос:

– Не думайте, что это вам сойдет с рук. Я лично пристрелю вас, как только все это кончится!