Нигилист-невидимка

На Большой Озёрной улице помещалась известная ему табачная лавка. Туда-то и направлялся незадачливый курильщик, погружённый в свои думы. Он не обращал внимания на щедро раскинутые под заборами храпящие тела, объявляющиеся тут после двух часов дня, когда открывали торговлю винные лавки и начинал работу чёрный трактир. Воглев рассказывал, что небезызвестное на все Озерки заведение откупщика Бенедиктова представляло собою пивную низкого пошиба. Там наливали дрянного пива, несколько сортов креплёных вин самого последнего разбора и дешёвой водки. К чёрному трактиру тянулись, как мухи на навозную кучу, люмпен-пролетарии с мастерской Мельдера по производству гальванических элементов и батарейных углей к ним, да с заводишки по выделке монументов и обработке каменных изделий Томсена. Народ был пропащий и злой, заморенный работой на немца, изведённый грохотом, копотью и гранитной пылью. Они нажирались в хлам. Как хлам и валялись. Проспавшись, снова шли пить, если в карманах оставались деньги. Томсен и Мельдер никого не выгоняли, так как испытывали недостаток в желающих к ним наняться. Злачное место после урочного часа обходили стороной приличные люди. Дачницы с детьми и, тем паче, барышни с кружевными зонтиками шарахались в проулки как от огня, не приближаясь к чёрному трактиру менее чем на десять саженей, дабы не подвергнуться публичному поруганию и осквернению.

Искусно лавируя между исторгнутыми питухами лужами и тем, что оставляет человек, посидев, Савинков добрался до табачной лавки и только там раскрыл портмоне. От щедрот графини осталось 10 копеек. Аккурат хватило на пачку из десяти лафермовских папирос «Зефир» с изображением растяпы в клетчатой паре, ловящего слетевшую шляпу.

Выйдя из лавки, он чиркнул спичкой и с наслаждением закурил, потеряв всякую осторожность.

— Слышь, дай курить, — сказал изработанный люмпен.

— Что, простите? — спохватился Савинков.

— Куревом, говорю, богат?

— Извольте, — выудил из кармана пачку и подал ему папиросу.

Люмпен качнулся, обхватил Савинкова за плечо, дотянулся своей папироской до его, прикурил.

— А деньгами не богат? — выдохнул дым прямо в ухо.

— Что, простите?

Савинков отпрянул, стряхнул было объятье, но люмпен цепко ухватился за пиджак и не отпускал.

— Куд-да?… А вот я щас найду.

Пьяный налётчик был не силён, но жилист и проворен. Он сунулся левой пакшей прямо за пазуху Савинкову, во внутренний карман, но небольшое портмоне лежало у того по-американски — в заднем кармане брюк.

Савинков рванулся и на сей раз вырвался. Раздосадованный сопротивлением люмпен съездил его по уху и сбил на дорогу котелок.

— Ах ты, сука! — воскликнул он.

Перед глазами сверкнули звёзды, противно лязгнули зубы, зазвенело в голове, но Савинков тут же пришёл в себя. После ссыльной спячки в нём проснулся активист-агитатор «Союза борьбы за права рабочего класса».

— Пся крев!

От встречного удара под ложечку люмпен сложился как перочинный ножик. Савинков быстро нагнулся, подобрал котелок. К ним уже брели, пошатываясь, фабричные от винной лавки и из дверей чёрного трактира.

— Курва!

Савинков добавил пьяному голодранцу оплеуху, поставил шмазь и засадил оскорбительнейший подзатыльник. После чего развернулся и торопливо зашагал на дачу.

Когда он открыл калитку, Юсси оставил пилу и присвистнул.

— Дела-а, — протянул он.

Савинков не представлял, как выглядит со стороны, и постарался побыстрее накинуть крючок, но уже и троглодит обратил на него пристальное внимание.

— Что случилось?

— Причины моей промашки могут быть понятны, но не извинительны.

— Короче, — резко сказал Воглев.

— Я зазевался. Но не нашумел, чтобы не нарушать конспирацию.

Финн и троглодит переглянулись.

— Опять кабак дрозда давала, — прокомментировал Юсси.

— Похряли, — рыкнул Воглев и, не оглядываясь, двинулся к калитке, увлекая товарищей.

— Куда вы?

Воглев резко остановился напротив него и заявил, вынося суждение непререкаемым тоном:

— Вас побили.

— Но…

— Революционеров бить нельзя, — он сверкнул глазами. — Оборванцы испытывают нас на прочность. Хотят проверить, насколько мы крепкие. Если ответки сразу не будет, то они к нам на дачу рано или поздно залезут, а это конец ячейке и всей нашей работе. Так что лучше пусть умоются кровью, прежде чем допустят мысль нарушить нашу конспирацию!

И споро ринулся на бой, а Юсси, прихватив с дровяника умеренной толщины полено, пошёл следом, помахивая и беспечно посвистывая.

— Их там много, — попытался остановить товарищей Савинков, на что Воглев ответил:

— Они привыкли нас бояться.

«Вот и сладь с таким», — подумал правозащитник.

Борцы за народное счастье приближались к вертепу алкоголизма, откуда на них обратили своё мутное внимание завсегдатаи, но повели себя странно — некоторые пустились наутёк.

— Пусть и ва-ас теперь сна-ают, — протянул Юсси.

— Внутрь не заходим, — не сбавляя шаг, бросил Воглев. — Чтоб не было погрома и жалоб в полицию.

— Не лютуйте над угнетёнными, — ляпнул Савинков, которому в подобных акциях участвовать не доводилось. — Им и так тяжко.

На что Воглев, имеющий опыт прямого действия, возразил: