Нигилист-невидимка

— Ты изменился.

— Изменился? — от скованности, вызванной неловким разговором, он заёрзал. — В какую сторону?

— В демоническую, — настороженно прошептала жена. — Ты таким не был даже после освобождения из Петропавловской крепости. И этот блеск в глазах…

— От водки. Мы с товарищем немного выпили.

— Ты знаешь, что денег нет? — Вера заплакала, Савинков вскочил, обнял. — Каждая копейка на счету. — Савинков скрипнул зубами. — У Вити, по-моему, чахотка. Он странно покашливает после Вологды. Я думала, в поезде простыл, но он всё кашляет.

— Я достану деньги, — рассердился Савинков. — Обязательно достану. Скоро.

В мыслях его утвердилось намерение организовать экспроприацию ненужных ценностей из места, где они в изобилии лежат и плохо охраняются, а если товарищи откажутся, то и своими силами. После этого отсидеться на даче — всё равно оттуда носа не кажет.

— Сможешь нам помочь? — без надежды спросила Вера.

— Клянусь. Вы же моя семья!

— Ну, как-нибудь, — она сглотнула слёзы и перестала плакать.

Савинков стал целовать горячее, солёное, мокрое лицо, и в этот момент в нём что-то раздвоилось. Внешний, телесный и любящий, действовал. Внутренний, бесплотный и думающий, оценивал и решал, он был далёк от любви.

«Этой женщине суждено страдать, — после пребывания в „Бесах“ Савинков смотрел на жену отвлечённо, как бы свысока и под углом. — И быть брошенной, — пришла следующая мысль. — Трагичная судьба — родовая черта Успенских. Знал бы раньше, женился бы на другой».

— Как Каня? — немедленно спросил он.

— Ах, её уговорить несложно, — с тихой иронией ответила Вера, поднимаясь со стула. — Сказала, что папа уехал в Петербург и мы едем к нему, она и не спрашивала больше. Но Витя, что сказать ему? Может быть, ты сам объяснишь?

— Я в розыске, — Савинков бледно улыбнулся. — Полиция. Филеры за домом пасут. Приду — сцапают. Я не могу.

— Но я же пришла к тебе. Пусть Витю приведёт твой камрад.

— Вера, прости, исключено. Милая, пойми, я рад бы, но на кону сейчас стоит много больше, чем только моя свобода. Ты сама расскажешь Виктору про моё бегство и необходимость соблюдать осторожность во всём.

Жена промолчала, но не выдержала.

— Почему ты от нас сбежал и прячешься? — плечи её затряслись в безмолвном рыдании.

«Скорее в Озерки!» — от бессильного отчаяния Савинков впился ногтями в ладони.

Ища утешения, жена бросилась ему на шею, и комнатка слесаря облеклась в тайну.

21. ПОТАЙНАЯ ВСЕЛЕННАЯ

На лето ресторан «Медведь» закрывался, тем пуще кутили в сентябре возвратившиеся с дач купцы и чиновники.

Когда Аненнский и Порфирий Петрович зашли в вестибюль, веселье было в самом разгаре. Играл оркестр, сверкали люстры, блистали дамы. На серебряном подносе в лапах чучела медведя валялись кинутые щедрой рукой чьи-то выбитые зубы и полтинники. Дюжие официанты учтиво выпроваживали живой труп, а тот рыгал паюсной икрой и отхаркивался водкой.

— Не кинули б в Мойку, — смутился Порфирий Петрович.

— Этого только в сушилку, — вынес вердикт Анненский самым безапелляционным тоном и повлёк спутника в большой зал.

Подскочивший метрдотель принёс извинения за ухарства самарского купчины, гуляющего в ресторане третий день, проводил к благочинному месту возле окна. Зал на сто пятьдесят столов не выглядел битком набитым, однако длиннющая стойка была вся плотно засижена мелкими биржевыми дельцами, ипподромными жучками, бильярдными маркерами, маклерами, маклаками и музами. Находиться рядом с этой публикой не пристало, по крайней мере, пока служебный долг не заставит бороться с экономическими преступлениями.

Заметив, как старик с оторопью осматривается в роскошной зале, Анненский подумал, что мэтр столичного сыска в жизни своей заслужил куда большего. Сам он предпочитал новый ресторан «Вена», открывшийся в мае на Малой Морской в доме? 13. Модное заведение Соколова располагало к себе хорошей кухней и продуманной обстановкой, удовлетворяющей самые взыскательные запросы ценителей уюта. Шарма заведению для сыщика добавляло знание того, что полвека назад в здании располагался известный трактир «Вена», популярный среди картёжников и опытных игроков в зернь. Аура порока, доставшаяся по наследству новой «Вене», манила склонных к разложению творцов и литераторов, в особенности, дворянского рода. В такое место человека, которого искренне считал своим учителем, Александр Павлович никогда бы не повёл. Оттого было выбрано заведение бельгийца Игеля, место пафосное, но с хорошей рекомендацией.

— Позвольте угостить вас, — любезно предложил Анненский. — У меня громадное состояние, которое с каждым годом только растёт. Я не успеваю его проматывать.

— Отвлекает служба-с? — хихикнул Порфирий Петрович, помаленьку осваиваясь.

— Repos est demi-vie, — твёрдо сказал Александр Павлович. — У меня на него вечно не остаётся времени.