Нигилисты

Ндааа… Как красиво все начиналось. Саманта Браун с большими голубыми глазами. Деньги – большими чемоданами… А взамен – песни и пляски народов мира и проходимцы вагонами.

Пора было прощаться с авантюрой. Он думал о предстоящей скуке и коварной Саманте-Эбигейл. Но зла на нее не держал. Кто-то резвится или затевает аферу, не зря Петрович сказал о какой-то «армейской мафии». Ни то, ни другое ему уже не интересно, но все же нужно еще разок написать.

Илья не стал садиться к компьютеру, а ушел на кухню с ноутбуком. Пил чай и писал. Чай был горьким. Просто горьким и не ароматным.

Через минуту он уже отправлял таинственной незнакомке последнее письмо.

Дорогая Samantha!

Что-то вы забыли обо мне. Мне не хватает ваших писем и ваших особенных слов. Верится, что писала их какая-нибудь североатлантическая женщина – особый строй мысли. Но для чего?

Жаль, что не узнаю многое о вас. Кто вы и откуда? Сколько человек с вами переписывается одновременно со мной, хотя это не так важно. Если вы даже робот по переписке, то этот робот имеет хорошие манеры письма. Он тонок и вкрадчив.

Охотно обращался бы к вам по действительному вашему имени – Abigail Harrison – но пусть будет , Samantha – это тоже красиво. Было бы интересно видеть вас девушкой, мечтающей о полетах на Марс, но интересно видеть и то, кто же за этой фотографией на самом деле? Желаю вам быть такой же красивой. Ваши письма, их слог так же наивны и прекрасны как Abigail. В моей памяти вы останетесь такой. Другая мне не интересна. В противном случае, съешьте это письмо.

Моя любовь с вами Samantha-Abigail.

Нет, это было уже не то. Игра не получалась. И хотя он написал все это для себя самого, понимая, что кроме хитрого обаяния фантома на том конце провода ничего нет, но все же нажал «ответить». Прямо в космос, мимо автора разводилова, которое с ним затеяли. К звездам, где летают ливийские астронавты. Оно найдет их там.

Оправил и готов был забыть о буре в стакане, выкинув эту историю из головы. Он готов. Но она родилась не в его голове.

Зазвонил телефон. Может, Петрович освободился? Сейчас ему и рассказать все… и про письмо последнее спросить. Хотя чего там теперь!..

Нет, неопознанный номер. Не иначе – Эбигейл Харрисон.

– Привет, – раздался в трубке сонный голосок. – Это я приехала.

Кто? Но спросить не успел.

– Я Кириллу позвонила, он говорит, ты к нему не заходишь. Я телефон попросила.

– Лиля?

– А ты не узнал?

– Ты спишь что ли?

Вот Петрович бы не стал вопросом на вопрос.

– Проснулась уже. Может, погуляем сегодня?

Еще одна! Лилю, Аню – под руки, Браун – на руки и – по тротуарной желтой соли за чемоданом!

– Не хочешь?..

– Я в магазин сейчас.

Она молчала расстроенная. И что бы ей в нем? Зачем?

– Позже зайду, если что.

– А когда?

– Вечером.

До Петровича или позже. Что-то он не звонит, может, и туда уже нет смысла тащиться? Ладно. Хоть поговорим. Да и пиво допить надо. И завязывать уже с ним, с пивом. А то еще пивной живот выпрет. Корми-пои его потом… А Светка там, на макаронах, исстройнеет вся, исхудеет…

– Можешь не приходить, если не хочешь.

– Может, и не приду. Как получится.

– Я тебе ключ положу под горшок с цветами, на подоконнике, – донеслось до него.

– Зачем?

– Вдруг я выйду куда, и ты не сможешь войти. Ты меня подожди.

Ну что, опять ей говорить, чтобы голову из окна не высовывала?

– Не надо. Кто-нибудь найдет ключ, и обчистит тебя.

– Неа. Там секрет. Надо повернуть один раз в обратном направлении, потом два – вперед, потом обратно назад, и дальше до упора три раза вперед.

– Так не бывает.

Она довольная засмеялась.

…Во дворе никого. Одни на работе, другие пришли с работы и спать легли, и только у лентяев это время свободно. Выгребают из-за дверей. В их доме лишних лентяев не было, он вышел один.

Время незаметно подошло к одиннадцати, солнце приподнялось над крышей и осветило верхушки больших тополей, прятавшихся за домом. Стоят серебристые, с зеленоватой на гладких боках кожей, и ждут весну. А ему чего ждать?

«Ладно, – успокоил он себя, – сейчас туда-сюда, а там уже и вечер». Зайдет к Лиле, а потом – к Петровичу. Будет повод уйти от нее. Она миленькая девочка. И глаза такие бархатные. И скашивает она их так невинно, когда задумывается. И пухлые губы так оттопыривает при этом… И похоже, не придуривается, а такая и есть.

Ну, так что же? Они с ней слишком разные. И вообще… Губки губками, а смысл жизни?

В окно не то постучали, не то поскребли. Он опустил стекло.

– Илья Алексеевич, можно вас на минутку?

– Нельзя. – Вежливый человек ему сразу не понравился. От него пахло повышенной заинтересованностью к его с бывшей Самантой чемодану.

Неужели все же… Не может быть.

– Это в ваших же интересах, – не оставлял ему времени на сомнения настойчивый голос.

Илья открыл окно полностью.