Ника

Торопились строители, потому что молодые плотники в страдную пору уйдут в поле, а много ли сделают оставшиеся три-четыре старика чуть помоложе Лаврухи. На улежавшийся, схватившийся каменный фундамент бани легли первые венцы бревенчатых стен.

На загляденье всем строили дом армяне. Их было немногим больше десяти человек. Солнце не успевало показаться над землей, а они уже за делом. До позднего вечера работали они тихо, неторопливо, посмотреть со стороны — так лениво, а с каждым днем заметно было сделанное.

— Все делают путем, — отметил с похвалой Лавруха.

Райпотребсоюз привез с плотов избяной сруб, собирал на скорую руку столовую.

Обозначался размер коровника, высокого и широкого, как ангар на аэродроме.

Только бульдозер на постройке больницы ковырялся в земле медленно.

Алексей Венков, выбрав свободное время, любил обходить все стройки, смотреть, как монтируют тяжелые железобетонные детали на коровнике, как кладут кирпичи армяне — все было ему интересно, поучительно.

Тамара Николаевна смотрела на сына с любовью и с тревогой: вырос, возмужал, поздоровел, но что с ним будет дальше? Впереди три года военной службы. Вернется, ему будет двадцать два. Еще пять лет надо класть на вуз… Да, уйдут молодые годы, как вода меж пальцев, просочатся быстро, незаметно. Не приведи бог — вздумает жениться безо времени…

Ради них, ради сына и мужа, приехала в деревню Тамара Николаевна. Взяла очередной отпуск да месяц за свой счет на всякий случай, пока не уволилась. Квартиру оставила на родную сестру Николая Семеновича. Золовка с мужем бездетные, нуждаются в жилье, пусть поблаженствуют. Квартира не профессорская, из двух комнат, но удобная. Была бы совсем хороша, да тесна из-за книг. Николай Семенович, хорошо зарабатывая, деньгу не любил, не имел страсти к накоплению и удерживать рубли не умел. Много тратил на книги, платя за некоторые баснословную цену. Больше пяти тысяч томов выстроились по стенам в комнатах, в коридоре и в прихожей от пола до потолка. Как подумает Тамара Николаевна об окончательном переезде в деревню, так книги начинают приводить ее в самое большое смятение. Но два месяца можно не волноваться, и Тамара Николаевна занялась семьей, потом собиралась поработать в поле, наравне с колхозниками…

Николай Семенович часто отлучался из дому то в Андреевку, то в Лапшовку, объезжал поля: хотелось все увидеть своими глазами. Перемены к лучшему, хотя и не очень разительные, были заметны. Прошлым летом во всех трех селах теперешнего колхоза на редком приусадебном участке не росла пшеница. Сеяли колхозники в надежде собрать мешок зерна. Попало за это от тогдашнего первого секретаря райкома Хлопова.

— Я не препятствовал, — признался Венков. — Зерно колхозники получили на трудодни. Ни в колхозном уставе, ни в каком законе не сказано, какие культуры можно разводить на приусадебном участке, а какие запрещается. Приусадебная земля дается для ведения подсобного хозяйства. Хочешь редьку выращивай, хочешь — дули или капусту, виноград или пшеницу. Каждый по своей потребности.

— Верно, — согласился Хлопов. — В законе запрета нет, но зерно — это государственная монополия.

— Так-то оно так, но ущерба государству от этого не будет.

— Ладно! Не будем формалистами. Посеяли, вырастили, пусть едят. Но впредь чтобы не было.

…Нынче никто не сеял пшеницу на приусадебной земле. Значит, поверили в трудодень, надеются на артельный хлеб.

Второй раз заглянул в Усовку Снегирев, осмотрел строительство, комбайны, поставленные в ряд, захотел побывать на бригадных станах.

— Специально к вам приехал из-за вашей просьбы, — сказал Снегирев. — На днях будет пленум обкома, хочу выступить в поддержку вашей статьи, вашей просьбы. Но надо убедиться, готовы ли вы обойтись без помощи горожан.

— Грузовиков подкиньте, а людей не надо.

— И уполномоченного не пришлем: доверяем.

Первый секретарь райкома еще больше обрадовал Венкова, сообщив о новых указаниях свыше:

— Установки такие: сдал хлеб по плану, остальное себе… за соседний колхоз сдавать не заставим.

— Когда установки-то получены?

— Да еще зимой.

— Не будет ли летом поправок?

Снегирев развел руки, выражая этим молчаливый ответ: «Не могу знать».

Когда они приехали на стан Усовской полеводческой бригады, подкатил на трескучем мотоцикле Перепелкин.

— Как определяете урожай? — спросил Снегирев Перепелкина, заходя в рожь.

Перепелкин зашагал на длинных, как ходули, ногах, захватывал рожь в охапку, разглядывал колосья, потом произнес с глубокомысленным раздумьем:

— Рановато говорить об этом. Сами видите: стебель хорош, колос крупный, а как нальется, как вызреет?..

— И то правда, — сказал Снегирев и улыбнулся. — А давно ли определяли урожайность на корню… и как просчитывались.

— Я вам, товарищи, нужен? — спросил Перепелкин.

— Вы из-за меня приехали?

— Да, мне сказали, что вы с Николаем Семеновичем на стан отправились, ну я и вдогонку, вдруг, думаю, понадоблюсь.

— У меня к вам вопросов нет.

— Да, можете заниматься своими делами, — сказал Венков. — Петр Павлович интересуется, в каких условиях будут жить люди в поле. Я покажу все станы и тока.