Ника

Думы с каждым днем становились горше, беспокойней. Тамара Николаевна согласна была, чтобы Алексея послал отец на всю зиму в Пермскую область, где колхозам Поволжья отвели делянки для заготовки строительного леса и куда будут посланы люди и из «России». А потом бы в вуз подался.

Выложила все мужу. Николай Семенович покряхтел, прежде чем ответил, не сразу пришла охота говорить об одном и том же, как только они оставались наедине с женой.

— В вуз Алексей не хочет, ему нравится работать. Ну и пусть. Я в его годы землекопом был.

— Так ты же по необходимости, нужда заставила, а у него все условия есть, чтобы учиться.

— Помолчи! — рассердился Николай Семенович. — Нельзя учиться только потому, что родители хотят видеть сына с высшим образованием… На лесозаготовки я его не пошлю, он тут нужнее как плотник.

— А эта Лиза-повариха?

— Ну что ты хочешь? Приказать им не любить друг друга? У меня такой власти нет. Да и совесть не позволяет. Надо предоставить все времени. Поженятся, так что ж, будем помогать им жизнь налаживать, не поженятся — их дело.

— Я отказываюсь понимать тебя, Коля!

— А я тебя.

Обида точила сердце Тамары Николаевны, не знала она, у кого искать ей поддержки, на кого опереться. А жизнь шла своим чередом, и Алексей встречался с Лизой и уже не раз приводил ее домой.

* * *

Поздно вечером Венкову позвонил Снегирев. У первого секретаря райкома было в обычае поговорить с председателями колхозов, с секретарями парторганизаций о том о сем, вроде бы и не о важных делах, спросить о здоровье, сообщить что-нибудь новое.

На этот раз Снегирев сказал Венкову, что в Москву пошел рапорт: область выполнила план сдачи хлеба государству. Через день-два в «Правде» должен появиться рапорт.

— Это приятно, — ответил Венков. — Возможно, что и наградят область.

— Получено указание представить к наградам. Мы тут подумали… колхозу «Россия» один орден «Знак Почета» и одна медаль «За трудовое отличие». Обсудите, кого представить, и пришлите наградной материал: характеристики, справки по известной форме.

В мозгу Венкова уже билась заботливая мысль о том, что надо Перепелкину немедленно созывать партсобрание, потом заседание правления, замелькали в памяти лица людей, достойных наград. Но голос Снегирева опять притянул внимание Венкова:

— Выделены два парохода для поездки четырехсот колхозников до Ярославля и обратно. Вам дали два места. Это должно быть премией колхоза. Отплытие через три дня… Я вам первому говорю об этом, сейчас названивают во все колхозы.

— За что мне такая честь, Петр Павлович?

— Да так… Надо же и мне кому-то позвонить, ну и вспомнил прежде всего про вас.

— Спасибо!

— Как супруга привыкает к селу?

— Да что ж, она же из деревни вышла. Кое-что делает. И даже по специальности немного.

— Хотя я и незнаком с ней, но передайте ей привет и добрые пожелания.

— Спасибо!

…Спустя три дня после этого разговора от причала речного порта областного города отвалил пассажирский пароход. Сверкая белизной и зеркальными стеклами, он наискось резал небольшие волны, выбираясь на судоходный путь.

В двухместной каюте сидели Ника и Даша. Они еще не освоились с ролью путешественниц. Только за сутки им сказали, что их премировали поездкой на пароходе. Собирались вечером, а утром машина уже везла их в город. Сейчас каждая вдруг спохватывалась, что забыла взять какую-то вещь.

— А-а, — воскликнула Даша, — обойдусь… Надо узнать, когда будем проплывать мимо Усовки. А то Василий будет на берегу ждать, обещала помахать ему платочком.

— Может, и мне кто помашет? — сказала Ника и тут же добавила: — Некому махать: отец с матерью на работе.

— А если вечером мимо пойдем, так Алексей обещал на берегу костер зажечь. Днем, конечно, все на работе. Мой-то может и днем, он не сидит у моторов, если они работают, может отлучиться.

Даша, нарядная, здоровая, веселая, нравилась Нике. С гордостью носила она полнеющий живот, как бы показывая всем, что скоро станет матерью.

— Чего-то полежать мне хочется, — сказала Даша. — Уставать я стала против прежнего.

— Полежи, Даша. До обеда еще два часа. А я пойду посижу на палубе.

На палубе людно. Кто подремывает в плетеном кресле, кто смотрит на реку и дальний берег, кто ведет неторопливый разговор. Некоторые мужчины навеселе и пробуют завести скорое знакомство с женщинами.

Ника заметила, что эти люди с тяжелыми огрубевшими от работы руками немолоды: мало таких, кому она дает за тридцать, а все больше за сорок и старше. Наверное, она — самая молодая на пароходе.

Найдя на носовой палубе свободное кресло, Ника уселась и стала смотреть на бегущую под пароход пенистую воду, на чаек, стремительно падающих на волны за рыбой, на простор реки, слившийся вдали с небом.

Ей было хорошо, покойно. В эту осень она носила в себе новое ощущение жизни: не было смутной тревоги, стала она более уравновешенной, появилась в ней заметная другим внутренняя степенность.