Никаких принцесс!

Мне не отвечают, только передают с рук на руки другому гвардейцу, потом еще раз передают… И еще… В итоге я оказываюсь в ярко освещенном зале, где полно народа (в основном не или только частично одетого), все возмущаются, жалуются или даже плачут, туда-сюда снуют горничные, мне в руки дают чашку горячего шоколада: «Выпейте, госпожа, все будет хорошо», я послушно пью… Не знаю насчет «хорошо», но проснуться шоколад позволяет замечательно. Я понимаю, что никакое это не землетрясение. Это Темный Властелин выбирается на свободу.

Четыре гвардейца стоят у входа и успешно изображают предметы обстановки. Ха, один такой предмет однажды прекрасно оказался демоном, так что не надо мне тут делать вид, что они не живые и ничего не слышат.

— Где Ромион?

Нет ответа, только горничная выныривает ко мне из человеческого недовольного, бушующего «моря» и пытается увести и успокоить:

— Госпожа, все…

Я вырываюсь.

— Где король?!

Мне тут же зажимают рот, причем не горничная, а кто-то из слуг-мужчин — просто так не вырваться, он сильный.

— Госпожа, прошу вас, успокойтесь…

То есть я должна спокойненько сидеть… тут… И ждать, пока Дамиан — там — невесть что сделает с Ромионом, а потом — еще и с нами?! Или — тоже не лучший вариант — Ромион невесть что сделает с Дамианом?

Да щас! Не знаю, как я могу помочь, но я точно хочу при этом присутствовать!

Слуги меня не понимают. Они пытаются напоить еще шоколадом, держат (могли бы, наверное, с радостью связали). Я накручиваю себя, злюсь — и с новым раскатом грома и стоном грохота где-то там, снаружи, наверху, взрываюсь золотой пыльцой.

Меня тут же отпускают. Еще одна порция пыльцы требуется для стражников — они пытаются остановить. Но я краем глаза вижу золотой отблеск на их лицах и знакомые глупые улыбки… И бегу, бегу дальше, по пустым коридорам, ориентируясь на шум, пока не оказываюсь во дворе. Точнее, там, что раньше было двором — сейчас он скорее напоминает очень пересеченную местность. Этакий лунный пейзаж с вздыбленными в неожиданных местах горами и дырами в земле — кратерами. Над всем этим бушует гроза, а в стоне грохота отчетливо слышится скрипка.

Где-то впереди, за ближайшим каменным холмом светится холодным белым пламенем знакомая фигурка. Ромион, понимаю я и с трудом, рискуя свалиться в очередной кратер — кто их знает, какой они глубины, но ноги точно сломаю, — иду к нему. Мне страшно, и чувство вины буквально обжигает, так что вопрос «зачем?» передо мной просто не встает. Стоять здесь и смотреть, как братья друг друга убивают, я все равно бы не смогла.

Прямо передо мной в черное небо впивается каменный штырь, невесть как тут появившийся. Я добираюсь до него и осторожно выглядываю, держась — ветер, до этого лишь слабо перебиравший мои волосы, вдруг принимается рвать сорочку и швырять в лицо холодные капли дождя. Зато камень под руками неожиданно теплый.

Дамиан стоит посреди идеально круглого, ровного участка двора, раскинув руки, словно крылья, и, запрокинув голову, смотрит не то на рваные облака и прячущуюся за ними луну, не то на дождь и вспыхивающие то и дело в небе молнии.

Ромион, скорчившись за каменным холмом, жмется в комок. Холм содрогается, перед Дамианом то и дело появляется и тут же исчезает серебристая сеть, ее пронзают черные копья… Красиво, в общем. Что б такого сделать, чтобы они прекратили и смогли наконец по-человечески поговорить? Ромион же умный, он убедит Дамиана забрать сердце обратно и не становиться Темным Властелином!

— Правда, он прекрасен? — звучит рядом знакомый голос.

Я оборачиваюсь: Туан стоит рядом, спиной привалившись к камню, и, улыбаясь, смотрит на Дамиана.

— Клянусь, ему и самому это нравится, — добавляет Туан, и глаза у него при этом полыхают алым. — Между прочим, молодец, что пришла, феечка.

Я пискнуть не успеваю, как он хватает меня за плечо и толкает к Дамиану.

Сеть, копья и прочие спецэффекты немедленно гаснут, пока я кубарем качусь под ноги Дамиана. Тот отмирает, наклоняется ко мне и… Стоп, а вот это уже плагиат! Я такое видела в «Звездных войнах»! Дарт Вейдер обожал так делать. Ну, когда человека поднимают в воздух и вроде как душат, а он за шею хватается, дескать, отпусти.

Я тоже хватаюсь, в ушах звенит, но я кое-как различаю голос Дамиана: он говорит, что, если Ромион не сдастся, меня убьют…

Как это типично и шаблонно, задыхаясь, думаю я, скребя ногтями шею. А потом рубин-сердце ярко светится — и я падаю, с размаха, больно ударяясь спиной о каменные плиты двора. Сверху нависает изумленный Дамиан. Я кашляю, весело думая про себя: «Ха, а ты думал, Ромион из-за меня тебе уступит? Щас!» Потом на нас падает серебряная цепь, и Дамиана отбрасывает в сторону.

А дальше случаются сразу две вещи. Во-первых, рядом появляется Ромион и не хуже своей скрипки орет мне на ухо: «Зачем?!» А во-вторых, он еще успевает оттолкнуть меня под защиту своего каменного холма и окружить белым сиянием — прежде чем его пронзает черное копье Дамиана.