Никаких ведьм на моем отборе!

«Оливия, — начиналось послание, и я выдохнула. Раз уж герцог называет меня этим именем, значит моему пребыванию во дворце пока ничто не угрожает. Впрочем, уже на следующем предложении я поняла, что выводы мои поспешны. — Вы проявили излишнее любопытство, покинув выделенные вам покои и не последовав «совету» горничных. Георг уже интересовался, куда вы ходили и с какой целью. Не привлекайте к себе внимания. Ваша задача — быть как все. Внимание короля слишком опасно».

Я только кивнула, соглашаясь с последним утверждением его светлости. Пусть герцог и не мог видеть моего раскаяния, я в полной мере его прочувствовала. Внимание монарха действительно таит в себе множество опасностей, даже если ты не обманом попал во дворец. Другие участницы, их семьи, враги самого монарха… Они все будут против тебя, если решат, что его величество хоть немного благосклоннее к тебе, чем к ним. И шанс ответить будет только один. После — ведьму просто вышвырнут отсюда. И хорошо если без кандалов.

Потянула себя за прядь. Боль отрезвила, не дала зациклиться на страхе, и передо мной возник совсем другой вопрос: как избавиться от записки? Увы, в уборной не было свечей. Под потолком, озаряя комнату ровным желтоватым светом, висел осветительный шар.

Не придумала ничего лучше, чем порвать записку на мелкие кусочки. Потянула в первый раз и порадовалась догадливости герцога. Стоило надорвать бумагу, как та вспыхнула и в раковину опустился уже пепел. Осталось только смыть улики и вернуться в столовую.

И какое счастье, что за это время кто-то догадался убрать овсянку. Судя по заговорщицкой улыбке Труденс, спасибо говорить следовало именно ей.

— Присоединишься ко мне? — убедившись, что иные заинтересованные в булочках слуги отсутствуют, предложила я. Труденс благосклонно кивнула, а я перевела дыхание.

— Скажу, что у вас аллергия на овсянку, — предложила девушка.

Я согласно закивала и добавила:

— И на перловку.

— Вам доводилось ее пробовать? — Брови Труденс удивленно взметнулись вверх, а я прикусила язык.

— Однажды, — натянуто улыбнулась я, сделала вид, что вспоминаю, а сама усиленно думала, что бы такого соврать про жизнь аристократов, когда сама ни в одном глазу. — Когда пришлось ночевать на природе. Папенька устроил большую охоту…

Продолжать не пришлось. Труденс сочувственно вздохнула и заверила:

— Предупрежу на кухне, чтобы, ежели что, знали, — пообещала она и, дождавшись, пока я заберу кусок пирога себе, потянулась за булочкой.

Я не возражала, разглядывая ее из-под опущенных ресниц и цедя остывший чай.

— Вам ведь приказали «проговориться» о его величестве?

Труденс вздрогнула и с сожалением отставила чашку. Понуро склонила голову, признавая вину, но тут же гордо вздернула подбородок.

— Но вы не поддались! — заметила она, расправив плечи, будто игнорирование мною намеков было ее личным достижением. Впрочем, мы порой тоже своим мэтром гордились. Редко, но бывало. — И с леди Вивьен и Ариналией подружились, — продолжила Труденс и посоветовала: — Держитесь этих леди. Они гадостей не сделают, иного толка леди. А с остальными… не берите у них ничего. Ни в качестве извинений, ни как подарок. Слава у них нехорошая, хоть и аристократки.

— Учту, — благодарно кивнула я. — Спасибо.

Труденс зарделась, будто не ожидала признательности. Хотя… могла и не ожидать. Но поздно вызывать целителя, когда пациент к богам отправился.

— Потороплю Деби, — комкая юбку, пробормотала Труденс, но я ее остановила:

— Возьми с собой, — кивнула на булочки. — Мне одной не съесть, а слуг определенно иначе кормят.

Девушка расцвела. А я… я довольно ела свой пирог, прекрасно осознавая: слуги будут на моей стороне. А кто не на моей, того свои же переубедят или ко мне попросту не допустят. Главное — продолжать делиться и не быть снобом.

Шумно отхлебнула из чашки, благо никто больше не подглядывал, и принялась ожидать примерку. С надеждой и, увы, дрожащими пальцами: вдруг мои пожелания не учли?

Деби лишь тонко улыбнулась, когда я, заслышав ее голос, выскочила в гостиную и, в нетерпении потирая ладошки, посмотрела на нее.

— Все, как вы и хотели, — заверила она меня и посторонилась, пропуская Труденс, Мэри и еще нескольких незнакомых мне девушек. У каждой из них было в руках платье и… все без корсетов.

Кажется, мой облегченный выдох был громче королевских глашатаях. Деби закатила глаза, но ее улыбка стала шире: девушка была определенно довольна и своей работой, и моей реакцией. Вот только…

— А что выбрали остальные?

— Почти все отказались от корсетов, — успокоила меня Деби и подмигнула. — Мода меняется, турнюры и корсеты уходят в прошлое, а почтенных родителей во дворец не допустили.

Я с трудом сдержала повторный облегченный выдох. Не отличилась — уже хорошо.