Никакого шпионажа

Сергей Званцев НИКАКОГО ШПИОНАЖА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

иверсантов надо отбирать с осмотрительностью. Это очень хорошо знал начальник западноберлинской школы антисоветских идеологических агентов Эрик Кнаббе, неглупый от природы и умудренный жизнью человек. Но что оставалось делать, если человеческий материал, поступавший к Кнаббе, был не слишком первого сорта!

Конечно, Кнаббе, прошедший в войну нелегкий путь от общевойскового лейтенанта до штандартенфюрера СС, легко мог бы подобрать ловких, беспощадных и знающих свое дело бывших нацистов, офицеров СС и СА, но некое Лицо, облеченное властью, сказало:

— Мой милый Кнаббе, в школу надо принимать людей не старше тридцати пяти. Даже своим возрастом они должны внушать некоторое доверие, ну хотя бы явной невозможностью заподозрить их в том, что они были членами национал-социалистской партии.

Лицо добавило фразу, которая не раз заставляла Кнаббе задумываться и злиться:

— Внушите своим воспитанникам полнейшую корректность в работе. Никаких отравленных ампул, радиопередатчиков и прочей романтической чепухи. Ваши воспитанники — бойцы идеологического фронта, а не шпионы!

Далее Лицо подробно ознакомило начальника школы с его сложными и небывалыми задачами. За годы, прошедшие после проигранной войны, в Кнаббе выработалась способность критически относиться к распоряжениям начальства, поэтому он с трудом подавил в себе досаду. В глубине души экс-штандартенфюрер был убежден, что именно ампула с ядом и хорошо налаженный передатчик куда сподручнее, чем выдуманная этими модниками «идеологическая диверсия». Но он был исполнителен и энергичен. Бывшие заключенные малоизвестного, небольшого, но оборудованного по последней технике концлагеря «Броккен» могли бы рассказать об энергии и исполнительности Кнаббе. Но, как вполне основательно полагал сам Кнаббе, на свете не осталось ни одного бывшего заключенного «Броккена» и поэтому, собственно, рассказывать было некому. Кнаббе и не стремился к популярности. С него было достаточно, что в соответствующих сферах Западной Германии его оценили как человека с головой. Да иначе ему и не поручили бы столь тонкого дела, как засылка в Россию людей, преданных делу объединения Германии под флагом Бонна и готовых повернуть сознание русских людей в нужном направлении: это и была массовая идеологическая диверсионная работа — изобретение наших дней.

Запрятав в глухой ящик собственное недоверие к новинке, Кнаббе спросил Лицо о кадрах и получил кривую, довольно обидную улыбку сожаления и вежливый обстоятельный ответ:

— Дорогой мой, вы забыли о весьма распространенном в наше время туризме. Сколько немцев из Западной Германии едет в Россию летом на вакации? Скажем, двадцать тысяч. И вот представьте: каждый из этих двадцати тысяч… Хорошо, согласен, это громоздко. Пусть только тысяча немцев, абсолютно преданных нашей идее, приедут в Россию в качестве туристов… Как вы сказали, мой милый?

— Я сказал — приедут с документами туристов, — теряя вдруг уверенность, повторил Кнаббе.

— Чепуха, — небрежно заметило Лицо, — в вас чувствуется старая, простите, устаревшая школа. Нет, именно тысяча подлинных туристов, проникнутых сознанием, точнее психологией туризма. Они не только должны войти в порученную им роль — в этом-то и состоит отличие моей идеи от старых методов, — но и должны чувствовать свою подлинность. Вы знаете систему Станиславского?

— Нет! — несколько более отрывисто, чем позволял хороший тон, выпалил Кнаббе.

— Очень жаль, — снисходительно, как добрый учитель с малоспособным учеником, отозвалось Лицо, — Станиславский — крупный театральный деятель России, он утверждал, что актер должен уметь почувствовать себя, скажем, Гамлетом. Я не очень интересуюсь, как это достигается на сцене, но твердо убежден, что в жизни здесь имеется только один путь: человек и должен быть тем, за кого он себя выдает. Гамлет? Да, он Гамлет, он в этом убежден, и его не собьешь. Он Гамлет, но Гамлет, которому индуцирована, как говорят психиатры, новая, полезная нам идея. В данном случае — идея превосходства немцев, а значит — идей немецкого главенства. В конце концов в мире побеждает не танк и не ракета, а психология, или — что то же самое — идеология. Вы согласны?

— О, безусловно! — поспешно сказал Кнаббе, понимая, что любой вид оппозиции, в том числе постоянное непонимание, может стоить ему дорого.

Лицо внимательно поглядело на Кнаббе, чему-то улыбнулось и продолжало:

— Завоевать головы интеллигенции России — это значит завоевать Россию. Вы обучаете несколько сот немцев-интуристов, едущих в Россию, или собирающихся ехать, или готовых поехать… Ну, конечно, происходит какой-то предварительный, чисто психологический отбор! И вы в своей школе…

— В школе?! — вырвалось у Кнаббе.