Или я могу только протянуть руку, снять перчатку, коснуться Артура, мамы, остальных… Артур тогда убьёт Дамиана, я не успею вмешаться, тьма исчезнет, и добро победит. Дамиан и правда никогда не согласится вернуть себе сердце…
И я сама его убью. Нет, конечно, это сделает Артур, но виновата буду я. И если ещё помедлю — в том, что умрёт Артур, виновата буду тоже я.
Страшные, жестокие решения принимаются за какие-то мгновения… Но даже мгновений достаточно — я смотрю на Дамиана и понимаю, что пусть весь мир рухнет к чёрту, я не смогу больше принести ему боль. Я не смогу видеть его смерть. Я… не смогу.
Я встаю, и в это момент Дамиан хлопает в ладоши:
— Всё!
Где-то, чудится мне, звенит колокол.
Артур затихает на полу.
— Унесите в темницы, — бросает Дамиан и поворачивается ко мне. — Виил? Вилл, что случилось? Ты всё-таки умудрился выпить тот сок? Виил!
Я не смотрю на него. Я смотрю на маму во льду — её размытые черты последнее, что я вижу, прежде чем потерять сознание.
А колокол всё звенит…
… — Я думал, заковать в лёд и тебя, — говорит Дамиан, когда я прихожу в себя. Я лежу на кровати, в его спальне. Нет, в спальне Ромиона. Нет, короля… — В лёд или в стекло. Чтобы бы ты больше никуда не исчез. А когда пожелаю, доставать тебя оттуда. Как игрушку. Что ты думаешь?
Я нахожу его взгляд и смотрю.
— Мне всё равно.
— Ты так расстроился из-за героя, моя добрая куколка? — усмехается Дамиан. — И почему, скажи мне, почему меня так и тянет приласкать тебя, успокоить? — Он ловит мою слезу, аккуратно стирает со щеки. — Посмотри. Знаешь, что это?
— Да, — Я смотрю на рубин в золотой оправе, который Дамиан достал из-за ворота. — Да. Это твоё сердце.
— Коснись.
Я протягиваю руку — и рубин сияет, сначала робко, потом ярче… Дамиан убирает его обратно под рубашку.
— Он греет. Уже не жжётся, а только греет. Но ты греешь лучше. Я подумаю, может быть, действительно лучше посадить тебя в башню и никого не впускать? Или можно закрыть эти покои. Вечером я буду приходить и греться — когда ты рядом, сердце слишком жжётся, стоит мне кого-нибудь заколдовать. Это неприятно. А снять я его не могу. Поэтому… Посмотрим.
— Преврати меня в лёд, как остальных, — шепчу я.
— Ну что ты, Виил. Заморозил я фей. А ты не фея. Спи, глупый мой. Завтра устроим суд над моим братом и героем, а потом казним их… Послезавтра, может быть? Или я захочу поиграть? Советники, брат… Можно убить дракона, но он, пожалуй, мне ещё пригодится, так что лучше пока помучаю. Мучать интересно…
— Расколдуй его сестру.
— Нет, Виил, больше я ничего подобного делать не буду. Хватит. Мне разонравилась эта игра. И не думай об этом, ты моя кукла, тебе не нужно думать. Ты будешь присутствовать завтра, но и не мечтай, вмешаться я тебе не дам… Хм, а интересно, почему эта фея сбежала? Как думаешь, Виил? Оставила героя, мать, сбежала? Трусливая? Испугалась меня? Значит, не так глупа, как я помню…
— Потому что, — глотаю слёзы, — я люблю тебя слишком сильно, так сильно, больше всего на свете и никогда… никогда не смогу… не смогу…
— Ты-то? Ты любишь, я знаю… Ладно, хватит, ещё эти новые слёзы! Спи.
Дамиан кладёт мне руку на лоб, и больше я не чувствую уже ничего. В глубине души даже надеюсь, что это смерть. Но как же! Отпустит Властелин меня так просто…
Глава 13
— Сегодня ты умрёшь.
В запотевшем зеркале я встречаюсь взглядом с Габриэлем и спокойно интересуюсь:
— Так предсказание говорит? Вы все здесь живёте по прогнозу, да? А есть какое-нибудь предсказание про тебя?
Демон с усмешкой глядит на меня. Если обернуться, я, конечно, его не увижу.
— Скучно. Ты стала скучная. Так предсказуемо — отдать всё ради иллюзии. Ты же понимаешь, что счастье тебе уже не светит, фея?
— Да.
Габриэль тонко улыбается.
— А знаешь, я, пожалуй, позволю тебе одно желание. Хочешь вернуться домой? Возможно, в твоём мире предсказание не будет иметь силы…
— Я не верю ни в какие предсказания!
— Тем более. Там ты выживешь. А здесь… Ты же не думаешь, что твой прекрасный Дамиан сдержится, когда узнает, кто ты.
— Ты ему скажешь? — ровно спрашиваю я.
— Нет. Зачем? Ты, ты сама это сделаешь. Я вижу это так же ясно, как твоё отражение, милая Виола. Я говорил, однажды ты станешь предсказуемой. Однажды ты перестаешь удивлять. Однажды всё новое и интересное в тебе умрёт, и ты или сольёшься с этим миром или погибнешь. Мне жаль, что это произошло так быстро, но что ж…
— Новое? Интересное? — Я стараюсь дышать ровно, так легче сдерживаться — просто очень хочется разбить сейчас стекло. Или хоть что-нибудь разбить. Но я без перчатки, и, хоть дверь в ванную зарыта, с Дамиана станется прийти на шум, а что бы там Габриэль ни говорил, мне пока рано раскрываться. Я так думаю. — И что же во мне было таким новым и интересным?
— Твоя наивность. Твоя вера в чудо, — спокойно перечисляет демон. — Твоя улыбка. Посмотри, фея, ты ведь больше не улыбаешься.