Никакой магии

– Да чихать мне на ваших модниц и всех остальных! – не выдержала я. – Как вы не понимаете… сэр! Я – эльфийка, верно… и вы заставляете меня то нырнуть в грязную лужу, то в мусорную кучу… и совершенно не представляете, насколько ужасны, противны, непереносимы… омерзительны эти ощущения!

– Вы закончили? – невозмутимо спросил Кард. – Рыдать не будете?

– Не дождетесь… сэр.

– В таком случае, предлагаю компромисс. Вы переодеваетесь за пять минут…

– Пятнадцать.

– …за десять минут, а по возвращении я организую для вас премию в виде ванны, размером, – Кард на миг задумался, – примерно с эту комнату. Вы сможете блаженствовать в ней до утра. Слово офицера.

* * *

– Где арестованные?

– Какие арестованные? – неумело изобразил удивление дежурный констебль.

– Из разбитой кареты!

В том, что в участке они уже побывали, сомневаться не приходилось. Посреди камеры на полу лежал давешний вязаный колпак, с неповторимым нафталиновым ароматом.

– Не было никаких арестованных, мисс, – старательно пряча взгляд, забормотал констебль, перелистывая учетную книгу за прошлую неделю. – С вечера троих пьяных приволокли, а больше никого и не…

Дежурный осекся, с нескрываемым ужасом глядя на выложенный поверх бумаг жетон.

– Где они? – вкрадчиво спросил полковник.

Констебль громко сглотнул. По мясистой щеке прочертила дорожку одинокая слеза и скрылась в рыжих зарослях бакенбард.

– Сэр, мне приказано молчать.

– Сгною, – наклоняясь над конторкой, все тем же вкрадчиво-ласковым тоном пообещал Кард, – в каторжную пыль сотру, в плесень. Кто приказал?

Дежурный стал похож на мышку… застрявшую между двух мельничных жерновов. Тут и последний орк сообразил бы, что предыдущий визитер тоже изрядно застращал беднягу всеми мыслимыми карами. Но сейчас он был далеко, а полковник – рядом.

– Его светлость, милорд… – назвать имя констебль все-таки не смог, – забрал арестованных… самолично вырвал из учетной книги лист и приказал строго-настрого забыть обо всем. Сэр, поймите, – взмолился он, – я человек маленький, а тут…

Кард еще несколько мгновений сверлил несчастного дежурного пристальным взглядом, зачем выдернул из чернильницы ручку и принялся писать – крупными печатными буквами, по диагонали листа, щедро рассыпая кляксы поверх других записей. Закончив, он развернул книгу – констебль вгляделся в надпись и принялся истово кивать.

– Вот и замечательно, – разом повеселел полковник. – Пойдемте, инспектор, здесь нам уже делать нечего…

– Сэр, а что делать мне?

– Вам? – Кард оглянулся на дежурного с таким удивленным видом, словно уже успел напрочь позабыть о его существовании. – Ну… продолжайте молчать. У вас неплохо получается.

На улице ветер, заскучавший без приятеля-дождя, сердито гонял по небу клочья туч. За одной из них сейчас укрылась зеленая Айя, а оставшийся Сэльг тут же перекрасил ночной город в зловещие красные тона. Особенно удались лужи – темно-багровые, словно прямиком со страниц бессмертной поэмы Дариэля. «Пять дней и шесть ночей не утихала битва, в огне скрылся великий город. И стали дни темнее безлунной ночи, а ночи светлее ясного дня, выше крыш вознеслись горы мертвых тел, потекли по улицам кровавые реки…»

– Что дальше, сэр?

– Навестим кое-кого. Мы ведь Ночная Гвардия, а это, знаете ли, обязывает. Когда человека выдергивают из теплой и уютной постельки, словно репу с грядки, результаты иной раз получаются весьма забавные.

– Мы полетим к милорду вдвоем? – недоверчиво спросила я.

– Нет-нет-нет, что вы! – быстро возразил Кард. – Его светлости уже не до сна. Мы навестим кое-кого другого… кто наверняка сладко спит, хотя по духу присяги должен был бы не смыкать глаз.

– Кое-кого… из Королевских рейтар?

– Для недавнего выходца из леса вы неплохо разобрались в нашем бюрократическом клубке, – одобрительно кивнул полковник. – Правда, если быть совсем уж дотошным, полк не «королевский», а «Ее королевского величества»… различие не столь уж заметное на слух, но весьма существенное с формальной стороны.

– Если быть совсем уж дотошным, – пробормотала я, – ваши общественные институты больше похожи на змеиное гнездо.

Оставалось лишь надеяться, что моя нынешняя гвардейская гадюка по злобе и ядовитости не уступит своей родственнице из Белой Башни, подвалы в которой имели столь же зловещую репутацию, что и застенки Кирхольма.