Мимо кареты пронеслась лошадь. Краткий миг, но память, словно придирчивый художник, успела запечатлеть брызги пены, темные потеки на гнедой шкуре, рваную одежду всадника и кровь на лице, а главное – обезумевший от ужаса взгляд.
– Джеймс, разворачивай карету! – рявкнул Молинари. – Нет, поздно, – с сожалением добавил он, вслушиваясь в нарастающий гул. – Улица слишком узкая, а толпа уже рядом. Мои глубочайшие извинения, вэнда. Я заслужил ваш эпитет.
– И продолжаете в том же духе, – сказала я, глядя на появившийся в руке герцога кинжал. – Вы собрались останавливать бунтовщиков зубочисткой… ай?!
Последний вскрик вырвался у меня, когда сверкнувшее лезвие вспороло юбку на правом боку почти от бедра и донизу.
– Так вам будет удобнее, – пояснил Молинари, убирая кинжал, – а теперь… БЕЖИМ!
Мы выскочили наружу, когда из-за поворота уже показались первые ряды толпы. Оглянувшись, я увидела ее – не отдельных людей, а одну неудержимо накатывающуюся темную массу… над которой, словно знамена, торчали выдранные из ограды пики с кусками чего-то бесформенного, красного…
– Туда! – выдохнул галопировавший слева от меня герцог, – к желтому дому.
У нас было почти полсотни ярдов форы, еще столько же подарили нам перегородившая улицу карета и собственные ноги. Кучеру повезло куда меньше – он замешкался, слезая с облучка. До меня донесся свист булыжника, глухой удар – и торжествующие выкрики, от которых застывала кровь.
Молинари достиг цели первым – бежать в штанах значительно удобнее, чем в юбке, пусть и с глубоким разрезом. Я ждала, что герцог начнет колотить в дверь, но вместо этого Молинари вцепился в заплетавшие фасад побеги лимонника и взлетел вверх, пробежавшись по стене чуть ли не быстрее, чем по мостовой. Впрочем, я сама опомнилась только на уровне третьего этажа, почти сорвавшись вниз, когда плеть в моей руке надломилась. Рядом тяжело прошуршал камень – и со звоном осыпался вниз осколками оконного стекла. Еще свист, глухой «бум» – я еле успела отдернуть руку – железный прут плашмя впечатался в стену, выбив из нее облако штукатурки.
– Не останавливайтесь, – выдохнул сквозь сжатые зубы Молинари.
Еще несколько камней ухнули об стену рядом со мной. Затем что-то ощутимо стукнуло ниже спины, но, к счастью, не размазало по кладке, а наоборот, придало дополнительный импульс – шипя и ломая ногти, я проскочила последние футы и, уцепившись за водосточный желоб, перевалилась на крышу. Беснующийся внизу зверь обиженно взвыл тысячей голосов. Запах пота и крови шел такой густой волной, что я покачнулась, чуть не свалившись назад, в жадно распахнутую пасть чудовища.
– Быстрее, вэнда… они сейчас ворвутся в дом…
Это было настоящее безумие – в том смысле, что нам с герцогом безумно повезло. Пусть и считающийся «черным», Токингтон строился давным-давно и на внутриквартальных улочках до сих пор нужно развернуться боком, чтобы пропустить встречного прохожего. Крыши же почти соприкасались краями, по ним даже не требовалось прыгать – лишь перешагнуть. И все равно несколько раз я почти сорвалась в сырую каменную пропасть, разделявшую медную скалу с черепичной.
– Кажется, – Молинари осторожно присел за дымовой трубой, – мы ушли достаточно далеко. – Садитесь рядом, вэнда… и возьмите мой сюртук.
– Решили поиграть в джентльмена, кей?
– Вспомнил об обязанностях лечащего врача, – усмехнулся Молинари. – Выбросы гормонов адреналиновой группы дают зрелищный, но кратковременный эффект. А вы еще не оправились толком после ранения и болезни. По-хорошему, вам стоило бы еще дней пять или больше соблюдать постельный режим…
– …и пить фруктовый чай с маффинами, – вздохнула я. – У вас нет при себе маффина, кей?
– В карете была корзинка с какой-то едой, – герцог зябко поежился. – Бедный Джеймс… и лошади… до сих пор слышу их крики. Великий лес, ну животные-то перед ними в чем провинились?!
Вопрос явно не требовал ответа, да я и не могла ответить – сквозь мышцы будто пустили ток, наглухо запечатав рот и заставляя тело выгнуться дугой. Холодно, как же холодно… негнущиеся, словно чужие пальцы путались в застежках сюртука, скользких и липких одновременно…
– Кей, вы ранены?!
– Ранен? – удивленно повторил Молинари.
– На вашем сюртуке кровь.
– Ах, это, – герцог развернул ко мне ладонь, темно-багровую в свете заходящего солнца, – ерунда, ничего серьезного. Неудачно схватился.
– Отрежьте… – я на миг задумалась и решительно закончила: – Рукав от блузки, надо срочно перевязать.
– Благодарю, но, – выпрямившись, Молинари взмахнул кинжалом, отхватывая полу от своей рубашки, – как говорят люди: «в своей шкуре и блохи не чужие». В данном случае… – прошипел он, зажав зубами конец лоскута, – это еще и гигиен… – кей вдруг осекся и замер, потешно шевеля ушами.
– Слышите?
– Не слышу, – пробормотала я, падая набок. Чистая правда, по устилавшим крышу медным листам я тоже скатилась без единого звука.
Глава 15