– Еще кофе, мисс? – озабоченно спросил хорунжий. Я слабо кивнула и тут же мне вручили огромную кружку с коричневой жижей. Судя по еще более противному, чем обычно, запаху, кофейные зерна были слишком зеленые и недожаренные. Но сейчас мерзкий вкус любимого человеческого напитка оказался как нельзя кстати – он, словно губка, впитывал внимание, заставляя думать о себе…
…а не о темных «островках» тел, усеявших брусчатку площади Пяти Святых. Едва видимые в багровом отсвете костров мертвецы – застреленные, зарубленные и просто затоптанные толпой в те недолгие мгновения, когда ярость безумного зверя разом обернулась столь же отчаянным ужасом. Даже сам «великий и могучий» столичный туман словно боялся приблизиться к ним, робко выглядывая из-за домов рваными грязно-серыми клочьями.
Умом я понимала, что на самом деле убитых не так уж и много. И уж точно меньше, чем оставила бы за собой толпа, если бы ей позволили захлестнуть площадь и растечься дальше, по сходящимся к собору проспектам. Но чувства не желали слушать голос разума, сквозь милосердный полог ночи они «видели» картину с пожелтевших книжных страниц: бескрайнее смертное поле, где мертвые тела навалены в несколько слоев, а кровавые ручьи сливаются в широкую реку.
– …что командир наш, долгих ему лет, не растерялся, – продолжал тем временем седоусый унтер, обращаясь к закутавшемуся в его шинель Молинари. – Приказ-то был: «Стоять, не пущать!», дурацкий, прямо скажу, приказ. Когда такая орда на тебя прет, как тут устоишь, да не пустишь? Тут и парового голема завалят, свистнуть не успеет. А он вывел нас вперед, за рогатки, дождался, пока первые ряды показались, и трубачу: «К атаке!» Мы и налетели – каждый по барабану опустошил, потом сабли наголо… ну и пошла работа.
Последнее слово, произнесенное спокойно-будничным тоном, заставило меня вздрогнуть – словно рядом с ухом проскрипели железом по стеклу. Я никак не могла привыкнуть, осознать, понять эту чудовищно извращенную способность людей рассуждать об убийстве как о тяжелой, зачастую неприятной, но все же вполне обычной
…а тут, сэр, штука такая – пусть их против нас и сто к одному, но когда над башкой пули свистят, а после из порохового дыма красные демоны вылетают – тут всякая арифметика пропадает, один только страх остается.
Ответную реплику герцога я не расслышала, в очередной раз едва не провалившись в сон. Оказавшееся в относительном тепле и покое тело непременно желало расслабиться, даже бурда в чашке оказалась плохим союзником в борьбе с дремотной трясиной, старательно засасывающей меня в свои объятия. Гнилые корни, куда же пропал Кард? Посыльной с его указанием: «оставайтесь там же» вернулся почти час назад. Неужели…
– Глядите-ка… – прервал мои сетования удивленный возглас одного из драгун. – Вот красотища-то.
Появившийся из-за купола собора воздушный корабль и впрямь казался невероятно, завораживающе красив. Оспорить это высказывание было бы сложно даже эльфу, ведь создатели летающей игрушки явно черпали вдохновение в эльфийской же архитектуре, а еще точнее – в стиле великого Укчиэра, чьи концепции «в-гармонии-с-живым» и поныне определяют облик почти всех наших поселений. Мягкий свет нежным золотом лился из широких окон, серебристо искрился на сетчатых крылышках носовой фигуры, становился почти белым у основания парусов, плавно перетекал по ним в пастельно-розовый оттенок и, наконец, растворялся в сумерках на верхних перекладинах мачт. Монументально-суровая мрачность громадного собора еще больше оттеняла хрупкую красоту, рядом с величественным куполом яхта казалась яркой тропической рыбкой из коралловых лагун, удивленно разглядывающей мшистый северный валун.
Я так увлеклась ее созерцанием, что бело-синий мигающий огонек сигнального фонаря приняла за декоративный изыск – и с трудом вернулась из волшебного моря в реальный мир, лишь когда Молинари тронул меня за плечо.
– Кажется, наш извозчик прибыл, вэнда.
– Извозчик? – я непонимающе оглянулась. – Но я не слышала стука копыт…
– Воздушный извозчик, – пояснил герцог, – корабль прилетел за нами.
Убрав почти все паруса, яхта снижалась, держа курс прямо на россыпь костров. Я ожидала, что нам сбросят веревочную лестницу или что-то подобное, ведь судя по формам нижней части, яхта не была приспособлена для посадки на ровную поверхность – но сильно недооценила тягу аранийской аристократии к удобствам. Корабль завис, из черного провала люка вниз устремилось нечто, больше всего напоминающее… поставленную на лыжи карету. Всю в завитках и вычурной резьбе, с гербом владельца на борту, занавесками на окнах и даже ливрейным лакеем на запятках, услужливо распахнувшим дверцы, как только странная конструкция коснулась брусчатки.