Никита Хрущев

Через полтора часа Суслов увел Попова. А еще через 15 минут, в четверть двенадцатого, в сталинский кабинет запустили Хрущева, в жизни которого начиналась новая глава.

— В столице, — оповестил его вождь, — неблагополучно. Мы бы хотели, чтобы Москва стала настоящей опорой Центрального комитета, поэтому предлагаем вам перейти сюда.

И добавил доброжелательно:

— Довольно вам работать на Украине, а то вы совсем превратились в украинского агронома.

Тринадцатого декабря 1949 года Политбюро постановило избрать Хрущева секретарем ЦК — для укрепления его аппаратных позиций.

В тот же день провели Объединенный пленум МК и МГК, собрали руководителей города и области. Г. М. Маленков зачитал постановление Политбюро «О недостатках в работе Попова Г. М.». Московские чиновники, затаив дыхание, слушали, как сокрушают многолетнего хозяина столицы.

Наверное, если бы Хрущев пожелал, Попов угодил бы в руки чекистов. Но Никита Сергеевич не пожелал затевать в Москве новую чистку. Он доложил, что безобразий в столице много, но контрреволюции нет. Хрущева избрали первым секретарем горкома и обкома. Провели партийный актив столицы.

Никита Сергеевич начал с шутки:

— Товарищи, мне, как молодому москвичу [смех, аплодисменты], выступать на активе, собранном по такому важному вопросу, довольно сложно. У меня сложилось такое мнение, что тов. Попов не понял своих ошибок. Партия наказала заслуженно, приди, раскрой себя и сделай все, чтобы не повторились ошибки.

Зал откликнулся возгласами «Правильно!» и зааплодировал. Это были те же люди, которые еще недавно встречали аплодисментами любое слово Попова. Хрущев же считал Попова неумным человеком и грубым администратором:

— Тов. Попов пошел по линии зазнайства. Большое доверие вскружило голову. Я прямо скажу, я всегда с завистью смотрю на годы, когда мне пришлось работать в Москве. Почему? Потому что, работая в Москве, работник получает такое преимущество, как ни в какой иной организации: он может видеть и чувствовать близость Центрального комитета партии. Здесь имеется возможность слышать чаще товарища Сталина и руководствоваться непосредственно его указаниями. Могут мне сказать, что ты, тов. Хрущев, новый человек, так почему не лягнуть старого с тем, чтобы приукрасить свое будущее в области строительства. [Смех.] Нет, товарищи. Знаете, если неправильно лягнешь уходящего, то это лягание обернется против того, что лягает. [Смех.] Это неизбежно. Я не это преследую.

Никита Сергеевич обещал московским партийным кадрам полную поддержку и тем самым расположил к себе москвичей:

— На пленуме Московского комитета партии выступали секретари и говорили, что по три года добиваются приема у тов. Попова, чтобы встретиться и поговорить. Товарищи, это же немыслимое дело. Чтобы руководить такой большой партийной организацией, надо же знать кадры. Надо же знать имя, отчество, фамилию каждого из них, надо знать способности, понимание дела надо оценить. Тов. Попов не принимает секретарей райкомов. А ведь секретарь райкома — это центральная фигура.

Хрущев возглавил Московский обком, а первым секретарем столичного горкома сделал Ивана Ивановича Румянцева, который большую часть трудовой жизни провел на заводе № 24 имени М. В. Фрунзе: начал учеником фабрично-заводского училища, поработал токарем и слесарем, пошел по комсомольской линии и стал заместителем секретаря, секретарем парткома. После войны его сделали первым секретарем Ленинградского райкома партии в Москве. Хрущев предпочитал не профессиональных партийных работников, а людей с производства.

Вторым секретарем горкома утвердили молодого партийного работника Екатерину Алексеевну Фурцеву. Она была обязана внезапным повышением Хрущеву, который искал дельных работников.

Много внимания Никита Сергеевич стал уделять снабжению и обустройству бытового обслуживания москвичей: Москва — столица страны, ее визитная карточка. 14 декабря 1950 года он, выступая на московском активе, распекал чиновника, ответственного за поставку овощей в город: