Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

До полета человека в космос с полигоном проблем не возникало. А тут потребовалось хоть что-то сказать: наши конкуренты-американцы о месте запуска трубили во всех газетах. Ни Устинов, ни Малиновский на себя ответственность за решение взять не пожелали, обратились к отцу. Он недоумевающе пожал плечами: «Вот и сообщите, что запуск произведен с полигона, как он там у вас называется? Вы же сами докладывали, что американские радары из Ирана и еще откуда-то засекают наши ракеты, ведут их, а по траектории точно вычисляют точку старта». Но такое решение показалось слишком простым. Чтобы запутать противников, нашли на карте Казахстана местечко под названием Байконур, расположенное значительно севернее полигона. С тех пор и пошло гулять по свету наименование космодрома: Байконур. О настоящем его названии в те годы знали только в штабе ракетных войск и в ЦРУ.

Веру отца в будущее ракетной техники не могли поколебать никакие неудачи. Новому оружию (о мирном космосе, точнее, вообще о космосе тогда не задумывались) принадлежит не просто будущее, оно в ближайшее время займет доминирующее положение, потеснит традиционные самолеты и пушки, перевернет подходы стратегов к ведению современной войны. С появлением самонаводящихся и управляемых ракетных систем эффективность авиации становилась сомнительной, считал отец. Не последнюю роль, по крайне мере психологическую, сыграл Суэцкий кризис. Отец на деле убедился, какой вес имеют ракеты, особенно если их вовремя бросить на чашу весов. Никакие бомбардировщики и штурмовики не заставили бы Лондон и Париж действовать столь поспешно.

Я уже не первый раз возвращаюсь к этой теме. Что поделаешь, она неотступно преследовала отца последние годы. Мысли, зародившиеся после просмотра фильма о поражении боевых кораблей «Кометой», развивались, зрели и вот теперь требовали выхода. Отец решил, что он «созрел». В начале 1957 года на одном из заседаний Совета обороны он высказал свои крамольные идеи высшим военачальникам страны. Отец не предлагал закрыть, тут же отменить авиацию: во многих случаях никакая автоматика не заменит человека. Речь шла о выработке нового стратегического подхода. Куда вкладывать ограниченные ресурсы? Где можно получить наибольшую отдачу? Продолжать вслед за американцами вбухивать миллиарды в туполевские и мясищевские бомбардировщики или, оглядевшись, придумать свой, неожиданный для противника маневр? Не гнаться за исчезающим за горизонтом хвостом, а вильнуть в сторону и неожиданно появиться впереди? Тут требовались и смелость, и мудрость. Ведь предлагалось наезженную дорогу сменить на нехоженую тропу. Отец настаивал. Он предложил уже сейчас принять программу постепенной замены дальней бомбардировочной авиации баллистическими ракетами, сместить центр тяжести противовоздушной обороны от самолетов-перехватчиков к зенитным ракетным комплексам. Принятие новой концепции неизбежно влекло за собой перераспределение капиталовложений, перепрофилирование заводов, переучивание офицеров. Отец понимал всю сложность принимаемого решения, но не решить, оставить все как есть означало подвергнуть страну опасности поражения в случае войны, потратить деньги на никому не нужные, устаревшие «игрушки».

Прошлой зимой, когда они встречались с Королевым, отец задал главному конструктору сакраментальный вопрос: за кем будущее, сможет ли ракета заменить бомбардировщик? Нечего говорить, Сергей Павлович поддержал отца. Но он лицо заинтересованное.

На заседании отец предложил не терять времени, как только мы убедимся, что «семерка» летает, не дожидаясь окончания испытаний, начать строительство боевых стартов. Тем самым мы сэкономим время, выиграем годы, даже если придется кое-что переделывать.

Что и говорить, отец предложил непростое решение. Ошибка могла обойтись стране очень дорого. Ему хотелось тщательно взвесить достоинства и недостатки нового оружия, удостовериться в своей правоте. К сожалению, настоящего разговора не получилось. Да, военачальники поддержали отца, но как-то формально, так что отвечать за неудачу, пусть перед совестью, что еще труднее, предстояло ему одному. Даже Жуков, человек прямой и решительный, не занял однозначной позиции, не определился. Не то чтобы он придерживался противоположной точки зрения и промолчал. Нет. Что Хрущев! Жуков и со Сталиным спорил! Но не лежала его душа ко всем этим штучкам. Конечно, «катюши» хорошо дополняли артиллерию во время войны, но только дополняли. А со своими ФАУ немцы ничего не добились, так, поковыряли Лондон. С другой стороны, позиция отца позволяла получить ответ на вопрос, как поразить цели в США. Жуков проголосовал за, но настоящим сторонником, энтузиастом нового направления в военной технике не сделался. Что же говорить об остальных, прославленных прошедшей войной генералах и маршалах. Военачальники жили старым багажом, над ними тяготели апробированные способы ведения операций. К ним обращался отец со своими идеями создания новой, опирающейся на ракетную мощь армии. Они его не слышали, вернее, не хотели и не могли услышать.