Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Выглядело очень заманчиво: сегодня возишь пассажиров на Черное море, а пришло время — пришлепал новый хвост и можешь выбрасывать десант. На словах очень просто, но конструктор «забыл» упомянуть, что переоборудование займет не один день и производить его можно только на заводе. Конечно, несравненно проще, чем сделать новый самолет, но в критический момент, когда счет пойдет на часы, в крайнем случае, на дни, запасные хвосты не спасут. Другое дело, если готовишься загодя, сам собираешься напасть. Отец вежливо выслушал Антонова, но остался равнодушным, в те дни его сердце принадлежало Ил-18. Правда, к концу беседы он решил, что конкуренция не повредит, и согласился на проектирование пассажирского варианта самолета. Он получил наименование Ан-10 «Украина».

Постепенно отец все больше увлекался и вскоре превратился в ярого сторонника антоновского самолета. При любом удобном случае отец расхваливал его, употребляя одни превосходные степени, особенно отмечал его неприхотливость в части аэродромов.

Объяснить такой поворот несложно. С развитием гражданской авиации требовалось все больше аэропортов. А это миллиарды и миллиарды рублей. Антонов обещал быстрый и практически бесплатный выход из положения. И отец поверил ему.

Ан-10 получился, мягко говоря, средним. Так всегда бывает, когда одной рукой хватаешься за две цели. Не все ладилось с устойчивостью, аварии случались чаще, чем у других конструкторов. После замены хвоста, превращавшего грузовик Ан-12 в авиалайнер Ан-10, у последнего появилась неприятная особенность: вдруг без всякой видимой причины он начинал рыскать носом из стороны в сторону, качаться. На самолет жаловались. И чем больше жаловались, тем сильнее отец его защищал. Когда заговорили об аварийности, он стал чаще летать на Ан-10. Собираясь в командировку по стране, частенько предлагал: «Давайте полетим на антоновском». Цыбин нехотя соглашался, он предпочитал более надежный Ил-18. Я тоже побаивался Ан-10: при посадке в нем постоянно раздавался скрежет, удары, самолет, казалось, вот-вот рассыплется.

Отец стоял на своем, всех этих звуков он как бы не замечал, восторгался, когда самолет садился на облегченную, полевую, собранную из стальных щитов полосу. Каждый раз интересовался длиной пробега.

Свадьба, как и полагается, прошла весело. Гости разделились на две компании — молодежь и стариков — и друг другу не мешали. Пили умеренно, отец не любил пьяных. Многое позабылось, высвечиваются отдельные эпизоды. Упомяну о некоторых из них, как-то увязавшихся с последующими событиями.

Жуков все время о чем-то шептался с Серовым. Как только закончились официальные тосты, они вышли в сад и долго гуляли по дорожкам. Можно ли это связать с последующими событиями — не знаю. Возможно, им до того просто не представлялось случая побеседовать в спокойной обстановке.

Маленковы, немного запоздав, пришли запросто, по-соседски. Маленков глядел сумрачно, хотя обычно с лица Георгия Максимилиановича не сходила приветливая улыбка. Вспоминается несообразность, отмеченная моей женой на следующий день, когда она рассматривала свадебные подарки. Одни были побогаче, другие попроще, в зависимости от возможностей дарящего. Одни казенные, другие с душой, в зависимости от отношения к молодоженам.

— А это что? — удивилась жена. Она держала в руках потрепанную замшевую дамскую сумочку темно-зеленого, его еще почему-то называют болотным, цвета.

Я с трудом вспомнил, что мне ее сунула в руки Валерия Алексеевна, жена Маленкова. Они тогда, особенно не задерживаясь с поздравлениями, поспешили дальше, к старикам. В сумочке оказался дешевый будильник со слоником, ими в то время были забиты все магазины. На вид тоже не новый, как будто походя взятый с тумбочки. Я бы не запомнил этого эпизода, подаркам я не придавал особого значения, а тем более не приценивался, что дороже, что дешевле. Меня удивило психологическое несоответствие дара сложившемуся в моем сознании образу этой семьи. Маленковы очень любили делать подарки, часто без всякого повода, и всегда старались выбрать что-либо необычное, запоминающееся. Этим они отличались от большинства наших знакомых. Когда я поступил в институт, то меня одарили чудесной фаберовской готовальней в деревянной полированной коробке. Гляделась она настоящей драгоценностью, и за всю свою жизнь я не рискнул использовать ее по назначению. Совсем без повода я получил набор увеличительных стекол, тоже очень красивых. А сейчас…

Эти мысли промелькнули, а может быть, даже не промелькнули в тот день, так, задержались в подсознании. Задумался я лишь после и тогда же сделал вывод, что для Маленкова в тот день уже все казалось решенным, фигуры на доске встали по-новому, отцу в предстоящей партии места не отводилось.

Запомнилась мне и размолвка за столом. К тому времени компания старших давно замкнулась в своих интересах, о молодых почти забыли. Пьяных не было, но это не значит, что за столом не пили. Чуть подвыпил Булганин, его соратники только пригубливали, держались настороженно.