Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Но теперь это был другой Туполев, былой, оставшийся от сталинских лагерей страх уже не сковывал его волю. К Туполеву вернулась его легендарная привычка брать всю ответственность на себя, не оглядываться на инстанции, руководствоваться не предписаниями, а своими знаниями, опытом, наконец, своей интуицией. Он дал «добро», гарантировал безопасность перелета.

Прощаясь, Туполев пошутил: «Чтобы вам чувствовать себя спокойно, возьмите в поездку моего сына Алешу». Алексей Туполев, сам авиаконструктор, тогда работал его заместителем. Отец рассмеялся: «Будь по-вашему, в Англию мы ездили вместе с вами, а в Америку полетим с вашим сыном». Так в делегации стало на одного члена больше. Однако отец не стал первым государственным деятелем, опробовавшим Ту-114. Его опередил Козлов. На Ту-114 он полетел открывать советскую выставку в США. Сам он предпочел бы неудобство промежуточных посадок на испытанном Ил-18, но снова настоял отец. Он внимательно следил, какую реакцию в американской прессе вызовет появление воздушного гиганта, и по-детски радовался — в аэропорту не нашлось трапа подходящей высоты.

— Вот какие мы! Знай наших, — восхищался отец.

Окружающие дружно поддакивали, выискивали свежие, незатертые слова в превосходных степенях.

Никто не пояснил отцу, что такая длинноногость — вынужденная дань безобразию, творящемуся на земле. Конструкторы стремились убрать моторы повыше, подальше от мусора, камней и иной дряни, которой не должно быть на взлетной полосе, но которая всегда там оказывалась. Гигантские пылесосы двигателей всасывали в себя все, что попадалось; если влетит в заборник камень потверже, то не исключено, что вывалится он через сопло вместе с тем, что останется от лопаток турбин. У Ту-114 добавляли высоту еще и гигантские лопасти винтов. Так он стал самым высоким самолетом в мире.

Я тоже не хотел разочаровывать отца. Он так по-детски радовался, что мне стало жаль лишать его этого удовольствия.

Отец сказал, что возьмет меня с собой. После Великобритании мне вторично предстояло попасть «туда». И не просто за границу, а в Америку, страну, по нашим представлениям, фантастическую, вызывавшую все прошедшие годы замирание сердца от любопытства: что это такое? И вот теперь мне предстояло увидеть все своими глазами.

Вылетели мы в семь часов утра 15 сентября. Так диктовал вступивший в свои права дипломатический протокол. Ровно в двенадцать на авиабазе Эндрюс близ Вашингтона нас должен встретить президент США Дуайт Эйзенхауэр, а следом пойдет круговерть расписанных по минутам встреч, приемов, интервью. Отец особо отмечал, что для Ту-114 аэропорт Вашингтона оказался тесноват, его взлетно-посадочной полосы не хватало для приземления нашего гиганта. Вывод делался однозначный — и тут мы их обходим, пусть позавидуют. На этот раз я был полностью солидарен с отцом.

Летели долго, полсуток, ели, спали, снова ели. Отец читал свои бумаги, с удовольствием обменивался телеграммами с премьер-министрами проплывающих внизу государств, а их набиралось изрядно, ведь мы облетели полмира.

В середине салона, там, где крылья крепятся к фюзеляжу, в специально выгороженном закутке сидели несколько человек, не имеющих отношения ни к делегации, ни к экипажу. В течение всего полета целая команда двигателистов, откомандированных куйбышевским главным конструктором Николаем Дмитриевичем Кузнецовым, с помощью каких-то трубочек, напоминающих фонендоскоп, вслушивались в равномерный гул моторов. Перед ними россыпью зеленых огней светились замысловатые пульты и стенды. У каждой кнопки, каждого тумблера бугрились две лампочки — зеленая и красная. Красные не горели, маленькие кружочки успокаивали своей чернотой. Рядом ободряюще светил зеленый. И тем не менее само присутствие этих людей, их столь непривычная для пассажирского салона аппаратура вселяли тревогу. Магнитом притягивали взгляд их ящики, не появились ли красные точки. Из головы не шли проклятые микротрещины.