Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Выступление перед страной перенесли на понедельник на 7 часов вечера. Требовался резерв времени не только на подготовку текста, но и на введение в курс дела партийных лидеров конгресса и хотя бы самых влиятельных союзников премьер-министра Великобритании Макмиллана и президента Франции де Голля.

Новость уже становилось почти невозможно удержать в тайне. Первые признаки утечки появились утром в понедельник «Вашингтон пост» опубликовала статью о необычной активности в Белом доме. По мнению автора, речь шла о Кубе, но он не исключал и Берлин.

Это сообщение не осталось незамеченным, на него сослались советские газеты. Получив доклад Громыко о беседе с президентом и описание драматического разговора с Дином Раском, отец еще больше обеспокоился.

Особенно сильные опасения отцу внушали продолжающиеся передвижения военных кораблей в Карибском море. Там сосредоточились огромные силы. В Белом доме шли непрерывные совещания. Явно что-то произошло. Но что?.

На таком расстоянии отец не мог вмешаться, события развивались, подчиняясь своей внутренней логике. Ему оставалось только наблюдать, где можно — подправлять, ожидая решительного момента, когда придется скомандовать «Вперед!» или «Стоп!».

На все мои вопросы он отвечал кратко:

— Надо ждать.

Беспокоило отца и то, как суда с ядерными боеголовками проберутся среди наводнивших все подступы к Кубе американских боевых кораблей. Он опасался провокаций. Ведь не зря американцы предупредили о возможности пиратских акций со стороны кубинских эмигрантов. И тут оставалось только ждать и надеяться на везение, уповать на неприкосновенность государственного флага великой державы.

В понедельник пресс-службе Белого дома лишь с большим трудом удавалось держать газеты в узде. В некоторых случаях потребовалось личное вмешательство президента. Вечернее выступление должно было поставить все точки над «и».

Утром президент подписал директиву № 196, учреждавшую при нем и под его председательством Исполнительный комитет Совета национальной безопасности по оперативному руководству страной в кризисной ситуации. Членами комитета стали участники группы, заседавшей со вторника. Теперь она обрела официальный статус.

Ровно в полдень в понедельник пресс-секретарь Белого дома Пьер Сэлинджер официально объявил, что в 7 часов вечера президент Кеннеди выступит с важным заявлением, которое будет транслироваться всеми радио— и телевизионными станциями страны.

В тот момент в Москве уже было восемь часов вечера. О столь тревожном событии отцу сообщили домой незамедлительно. Мы как раз гуляли после ужина, когда отца позвали к телефону. Не раздеваясь, он зашел в гостиную, я ожидал его в прихожей. Разговор состоялся короткий, из его отрывочных вопросов и ответов ничего не понять. Только по тону ощущалось, что произошла неприятность.

Положив трубку, отец снова вышел во двор. Я ждал, захочет он сказать, в чем дело, или новость не для моих ушей. Отцу, казалось, было не до меня, он переваривал полученную информацию. Наконец, как бы вернувшись издалека, он рассеянно произнес: «В Вашингтоне объявили о важном выступлении президента сегодня вечером. Наверное, они обнаружили наши ракеты. Предположить больше нечего. В Берлине — тихо. Если бы собрались высаживать десант на Кубе, то молчали бы».

Я встрепенулся вопросом: «Что же будет?»

Отец усмехнулся: «Если бы я знал. Ракеты еще толком не задействованы. Они беззащитны, все можно разгромить с воздуха одним махом».

Я застыл от ужаса.

Отец, скорее обращаясь к самому себе, чем ко мне, произнес, что воздушное нападение маловероятно, о нем тоже не стали бы оповещать заранее. Он несколько повеселел — видимо, Кеннеди хочет уладить дело дипломатическим путем.

— Завтра утром узнаешь, — как бы подвел он итог.

Потом, предвидя готовые сорваться у меня с языка новые вопросы, попросил:

— Ты не мешай. Мне нужно подумать.

Гуляли мы долго, каждый погруженный в свои мысли. Отец, видимо, пытался поставить себя на место американского президента, вычислить его вероятные шаги. Наконец прервал кружение по двору и направился к дому. Не задерживаясь в прихожей и не раздеваясь, он прошел в комнату, где стояли телефоны, снял трубку вертушки и набрал номер.

— Обзвоните членов Президиума ЦК и попросите через час собраться в Кремле, — коротко проговорил отец.

Выслушав ответ, он добавил:

— О чем пойдет речь? Я сообщу на месте. И еще… — Отец запнулся. — Пригласите Малиновского и Кузнецова из МИДа, заместителя Громыко.

Андрей Андреевич в тот день в Москву еще не возвратился. Разговор закончился. Отец снял трубку соседнего аппарата и коротко приказал: «Вызовите машину».

Затем он обернулся и, заметив меня, пояснил: «Надо посоветоваться. Ты меня не жди, вернусь поздно».

Мы снова вышли во двор. До прихода машины отец больше не проронил ни слова.

Утром, уходя на работу, я отметил: на вешалке пальто отца отсутствовало. Видимо, домой он так и не возвращался. Или уехал пораньше. И то и другое означало, что события поворачиваются круто.