Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Замена второго секретаря не таила под собой политической подоплеки. Я уже писал об этом. Да и Кириченко с Игнатовым никто не решится поставить «левее» Козлова. Как показала история, все собранные отцом новые члены Президиума ЦК занимали примерно одинаковую позицию. Да иначе и быть не могло. Все они вышли из шинели Сталина. Все они выросли в сталинских стойлах, каждый из них прошел сталинскую школу власти, ни один из них не мог утверждать, что за ним не числится грехов, которые после XXII съезда не хотелось вспоминать.

С большим или меньшим рвением они «разоблачали преступления» Сталина, поминали невинные жертвы, не в силу внутренней потребности, а отдавая дань обстоятельствам, необходимости следовать след в след за Первым.

В самом же аппарате за эти годы мало что изменилось. Да и не могло измениться. Люди пересаживались из кресла в кресло, иногда низвергались в пропасть, и на их место возносились такие же выученики эпохи. Справиться с ними одному человеку оказалось не под силу. Отцу то казалось, что с очередной реорганизацией все встало на свои места, наконец кресла заняли достойные люди, то он жаловался своему старому другу Алексею Владимировичу Снегову,[106] что «идя по коридору, чувствует спиной, как его расстреливают взглядами». Однако поделать он ничего не смог.

Смена 4 мая 1960 года ключевых лиц в Секретариате ЦК произошла не только в результате «борьбы под одеялом», как саркастически называл аппаратные игры сэр Уинстон Черчилль, но явилась очередной попыткой отца подобрать помощников поквалифицированнее. Сделать это оказалось нелегко. На микроскопической по площади вершине пирамиды власти умещается мизерное число претендентов. Выбирать, собственно, оказывалось не из кого: пять, десять, от силы двадцать человек.

Неотесанный Кириченко ушел в тень. Козлов в те годы представлялся более, нет, не интеллигентным, а умелым, лучше приспосабливающимся к обстановке. Он не только приспосабливался, но и намеревался управиться с ней. Если Кириченко во всем слепо следовал отцу, то у Козлова постепенно стал вырабатываться свой курс, он шел, чуть отступив от отца вправо. Но это никак не относится к 1960-му году. И даже к 1962-му. В период Карибского кризиса он не занимал особой позиции, вместе со всеми твердо стоял «за».

В начале 1963-го что-то начало меняться, почти неуловимо. Фрол Романович стал держаться по отношению к отцу чуть-чуть независимее. С точки зрения взаимоотношений в любом нормальном руководстве, тут нет ничего особенного. Но в Москве тех лет все пристально следили за нюансами. Возможно, для других симптомы стали заметны несколько раньше, ведь перемены в отношениях в окружении лидера распространяются сначала вниз.

Зрела какая-нибудь оппозиция отцу в 1962–1963 годах? Мне трудно сказать. Недовольство отцом существовало всегда. Но одно дело недовольство и сопровождающие его анекдоты, а совсем другое, когда в аморфной среде начинает выкристаллизовываться ядро. Лично я сомневаюсь.[107]

Отцу Козлов импонировал. Решение многих конкретных вопросов он брал на себя, контролировал их исполнение, был собран и четок, не нуждался в мелочной опеке. То, что он порой возражал, спорил, скорее вызывало уважение у отца, чем раздражало.

Без спора, без борьбы мнений работать становится не только скучнее, но и труднее. Особенно для такого характера, которым обладал отец. Бесконечные согласные кивки, смиренно опущенные вниз или восторженно пожирающие тебя глаза надоедают и настораживают.

В прошедшие годы в Президиуме ЦК один Микоян не во всем соглашался с отцом. Теперь к нему прибавился Козлов. Отцу их позиция, порой отличная от его собственной, в глубине души даже нравилась, позволяла еще раз проверить себя. Тем более что его положению они ни в коем случае не угрожали. Между собой Микоян с Козловым не ладили, по большинству вопросов придерживались несовпадающих точек зрения. Микоян слыл опытным, осторожным политиком. Козлов — администратор, практик, пусть грубоватый, но хорошо знающий жизнь, умеющий, где надо, нажать, прикрикнуть. В области политики Козлов отражал взгляды правых.

Запомнился мне один разговор отца с Козловым.

11 мая 1963 года вынесли смертный приговор полковнику Олегу Пеньковскому.

В скандал оказались втянутыми два крупных военачальника, оба так или иначе связанные с отцом: главнокомандующий ракетными войсками и артиллерией главный маршал артиллерии Сергей Сергеевич Варенцов и начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба генерал-армии Иван Александрович Серов, в недавнем прошлом председатель КГБ.

Варенцов рекомендовал Пеньковского на службу в ГРУ. Он же периодически делился с ним некоторыми служебными новостями. Естественно, секретными. В иной ситуации ничего особо предосудительного в этом не было, оба они служили в армии на высоких должностях.