Вскоре навалилась новая проблема: американцы придумали разделяющиеся головки. Мы не могли позволить себе отстать. Объявили конкурс. Главными претендентами снова выступили Янгель и Челомей. Обе новые ракеты удались. Янгель и Челомей постарались.
Гречко, ставший к тому моменту министром обороны, никак не мог решить, кому отдать предпочтение. Янгеля тянул Устинов, а сам Гречко «болел» за Челомея. Он пошел советоваться к Брежневу. Тот принял соломоново решение: на вооружение приняли обе ракеты. Правда, пришлось заплатить в два раза дороже: все предстояло сделать в двух вариантах: не только ракеты, но и старты-шахты, обслуживающие системы, запасные части. Когда я об этом рассказал отцу, он только крякнул и попросил переменить тему, о таком безобразии он не хотел и слушать.
Сейчас «сотка» отслужила свое. В начале 1980-х годов меня призвали на военные сборы. Известно, что офицеров запаса обычно знакомят с «бородатой» техникой. Мы изучали «сотку». Мне стало чрезвычайно приятно, когда офицер, наш лектор, назвал ее лучшей советской ракетой. Значит, тогда на Совете в Филях отец не ошибся.
Шестнадцатого июля 1965 года пускали первую «пятисотку». Все прошло удачно. Челомей научился делать ракеты не хуже, а то и лучше «пушкарей». «Протон», лениво кувыркаясь, кружил вокруг Земли, ловил кварки. Мыслями же Владимира Николаевича в тот год завладела «семисотка».
Указание отца о проработке еще одного лунного проекта никто не отменил.
Правда, конкуренты — Королев и Челомей — вступили в борьбу не на равных. Челомею разрешалось просмотреть вариант тяжелого носителя и представить свои соображения на суд специалистов и начальства. Королев же ушел далеко вперед. Работа над лунной ракетой велась уже четыре года. По крайней мере два с половиной, если отбросить ранний сорокатонный вариант.
Неожиданно возникший конкурент Челомей с первых шагов очень беспокоил Сергея Павловича. Прихлопнуть его оказалось нелегко. Ведь они находились в разных ведомствах: Королев — в Государственном комитете по оборонной технике, а Челомей — в авиационном, под защитой своего министра Дементьева. Правда разнобой сохранялся недолго. В 1965 году восстановили в правах министерства. К старым добавились новые, в том числе и ракетное — Министерство общего машиностроения. Министром назначили Сергея Александровича Афанасьева, опытного хозяйственника, правда ничего не смыслившего в ракетах.
Как вспоминает бывший заместитель Смирнова Г. Н. Пашков, специалисты королёвского ОКБ написали докладную записку министру С. А. Афанасьеву, в которой с целью консолидации усилий и недопущения распыления сил и средств предлагали закрыть, задушить в зародыше пока еще не оформившуюся челомеевскую идею. Челомей очень нервничал, он ничего не мог противопоставить, кроме убежденности, что только его вариант единственно реализуем в наших условиях. Но как доказать свою правоту? За спиной у Королева стоял не только Устинов, но и первый спутник, и Гагарин.
А время шло.
Владимир Николаевич за год скомпоновал «семисотку», в общих чертах «сбил» кооперацию. Последнее давалось особенно трудно, многие из смежников тянули с согласием, оглядываясь на начальство. Челомей не всем теперь представлялся желанным партнером. На счастье, крепко держался Глушко. Он твердо обещал сделать новые двигатели и, не дожидаясь официального решения, приступил к эскизным проработкам.
Челомей уповал на максимальное использование в УР-700 апробированных решений, готовых узлов и приборов. Новое допускалось только там, где испытанные решения просто не проходили. Иначе, по его мнению, ракету, способную достичь Луны, раньше американцев не отработать.
Противостояние Челомея и Королева достигло апогея. Чтобы разрядить обстановку, прибегли к апробированному бюрократическому приему: 25 августа 1965 года председатель Военно-промышленной комиссии Совета министров СССР Леонид Смирнов назначил экспертную комиссию. Кроме чиновников и представителей Академии наук, в нее входили и работники обоих конструкторских бюро. Возглавили комиссию новый ракетный министр Сергей Александрович Афанасьев и президент Академии наук Мстислав Всеволодович Келдыш, теоретик космонавтики, так тогда многозначительно и анонимно писали о нем в газетах.
Первый визит комиссия нанесла Челомею.
Перед приездом гостей в конструкторском бюро не спали несколько ночей, рисовали, исправляли нарисованное, снова рисовали. Владимир Николаевич, характер которого никогда не был легким, окончательно издергался сам и издергал окружающих.