Стрелка часов сделала ещё один полный оборот, и я крепче сжал часы. Прошла ещё минута, а от шестилетней девочки в пижаме с единорогом и с лучезарной улыбкой, которая могла осветить целый город, не было и следа, в отличие от её убийственных глаз, способных уничтожить этот самый город.
— Аякс, — Айзек пришел нарушить мой покой, уже с бокалом шампанского в руке. — Какого хрена ты делаешь здесь один со своим торжественным видом?
— Жду, — невозмутимо ответил я. Ответ был очевиден. — Тебе не обязательно оставаться со мной.
— Не могу поверить, что ты всё ещё здесь, — в его тоне сквозило осуждение. — Да ладно, она того не стоит.
Я уставился на него.
— Это не твой выбор.
— Я никогда не видел, чтобы ты переживал столько проблем из — за девушки. На самом деле, я никогда не видел тебя с женщиной, — Айзек, один из немногих людей, которых я едва терпел, решил, что сейчас самое подходящее время пошутить. —
— Ты не итальянец, Айзек, — он только притворялся итальянцем, потому что его второе имя было Фиоре, и он отрастил светлую бородку с каштановыми волосами, как у Ван Дайка. Он считал, что национальность станет его золотым трофеем, позволяющим знакомиться с большим количеством людей.
— Я знаю, но было бы намного круче, если бы им я был.
Я снова взглянул на часы.
Было 19:27.
Она не собиралась приходить.
На мгновение что — то нежелательное промелькнуло в моих чертах, и мой указательный палец застучал по ободку часов со скоростью, превышающей скорость вращения головки. Предположение о том, что с ней что — то случилось, затуманило мой и без того сильно помутившийся разум тенями грозных туч перед бурей. Мои брови сошлись вместе, и я вспомнил слова, которыми она меня описывала.
— Неужели я так холоден? — я не ожидал, что скажу это вслух.
— Ты не холоден. Ты — чёртов айсберг, — конечно, Айзек не мог не ухватиться за эту возможность. — Из тех, которые не могут быть расплавлены лавой.
Я выпрямился ещё больше, чем раньше, встретив пристальные взгляды прибывающих гостей, которым Айзек ответил вежливыми улыбками. Рядом с ним я не проявлял никаких признаков дружелюбия по той простой причине, что я не был дружелюбным. У меня не было причин притворяться; вид их прибытия меня никоим образом не обрадовал.
— Итак, ты ожидаешь, что я вернусь туда совсем один? — пожаловался Айзек.
— Ты любишь вечеринки. Тебе нравятся люди. Мне нет, если только это не обязательство.
Минутная стрелка моих часов показывала тридцать. Она сделала свой выбор, но у меня были другие карты в рукаве после того, как я только что нашел её снова.
Мой взгляд скользнул по толпе и устремился вдаль, к большой входной арке, где женщина с бешеной скоростью крутила педали на своем пурпурном велосипеде. Мои легкие набрали воздуха, и я приказал своим ногам сделать шаг вперед. Я видел, я слышал, я обонял, и мне не нравились прикосновения. Я овладел каждым из этих переживаний, и всё же ни одно из этих чувств в совокупности не дало мне ничего, даже учащенного сердцебиения.
Теперь это произошло. Она вела велосипед как самая безумная версия сумасшедшей женщины, которая раздавит всех на своем пути. Её ноги работали так, словно у нее не шестеренок, и она наклонилась вперёд, чтобы набрать скорость. Моя пара, безусловно, была необычной, обладала вспыльчивым характером и достаточным количеством топлива, чтобы обеспечить энергией целую страну.
Я не двигался, наблюдая, как она бросает велосипед сзади, чтобы никто не заметил, что она приехала нетрадиционным способом. Она закрепила его большой цепью, о которой я понятия не имел, и театральными жестами поправила свою одежду. Затем она поправила свой наполовину собранный конский хвост и пошевелила пальцами, словно пытаясь успокоиться. Это было чертовски удачное прибытие, и этого хватило, чтобы мои губы изогнулись в легчайшем подобии улыбки.
— Конечно, та, кого ты пригласил, это сумасшедшая с велосипедом, — Айзек усмехнулся. — На случай, если вы оба будете меня искать, я буду…
— Мы не будем, — отрезал я, не сводя с неё глаз.
— Ты эгоистичный придурок, ты знаешь это? Как я уже говорил, я буду общаться и приветствовать важных персон и всё такое, — он всё равно закончил фразу, уходя.
Аврора шагала в мою сторону в черных перламутровых ботильонах и колготках черного цвета. Она заставила меня подумать о Мельпомене1
, богине трагедии — той, что держит в одной руке трагическую маску, а в другой меч. На ней была облегающая юбка того же цвета и малиновый топ с большими рукавами, открывающий вид на её обнаженные ключицы. День угасал у неё за спиной, и она, казалось, уносила с собой ночь. Она была воплощением контрастов, с решительным и утонченным очарованием прищуренных глаз.