Никогда больше

— Это не имеет значения. А потом ты последовал за мной в тот день на мосту для чего? Произвести впечатление на своих друзей — художников тем, что странная девушка плакала? — я позволил ей предположить это. — Только не говори мне, что Август послал тебя в тот вечер в качестве какой — то дурацкой шутки!

Август. Презренный человек.

— Дурацкой шутки?

— Да, тот, кто порвал со мной на следующий день после того, как моя жизнь развалилась, потому что был влюблен в слишком идеальную Виолетту.

Я сдвинул брови. Она казалась взбешенной.

— В тот день, который ты так любезно проиллюстрировал миру, — закончила она, выплевывая свой яд. — В любом случае, я искала твою фамилию, Клемонте. Неудивительно, что тебе пришлось нелегко в замке в центре Франции.

Она не понимала, о чём говорит.

— Ты хочешь, чтобы я извинился за то, что родился в семье Клемонте? — я оставался спокойным, не имея никакого желания раскрывать какую — либо часть тех лет.

— Ты прав, — задумчиво произнесла она. — Мне не следовало этого говорить. Это было не по теме и в значительной степени бестактно.

— Это было извинение?

Она стрельнула в меня глазами.

— Ты единственный, кто должен принести мне бесчисленные извинения. Не смей надеяться на это, или ты умрешь, ожидая этого.

— Как я уже говорил тебе, я могу быть очень терпеливым, и у меня нет проблем с извинениями за то, что я скрыл от тебя свою личность.

— Мне нужно знать, почему ты нарисовал меня. Почему я?

Я хрустнул костяшками пальцев.

— На мостике ты казалась бурной и душевной…

— Нет, моё сердце было разбито и мне было грустно, Спектр. И вдобавок ко всему, ты высмеиваешь мои страдания чрезмерными словами.

Я не мог понять, что такого оскорбительного я сказал. Это была правда— почему она думает, что я смеюсь над ней?

Мир был пуст в сероватых монотонных цветах. Без вдохновения.

Но она была жизнью. Её воплощением. Радугой эмоций.

— Тебе удалось воплотить эмоции, которые некоторые люди не в состоянии выплеснуть, — я всё обдумал. — И я знал, что такие чистые и ранимые эмоции коснутся всего мира. Я изобразил не твою слабость, а твою силу.

У неё задрожал подбородок, но она оставалась гордой, как будто глыба льда сдерживала бушующий внутри неё поток.

— Зачем я на самом деле здесь? Ты хочешь произвести на меня впечатление роскошью, чтобы я приняла твой контракт?

— Ты сказала, что хочешь побыть у океана.

Её глаза увеличились вдвое.

— Я не понимаю.

— Чтобы черпать вдохновение, — добавил я. = Ты сказала, что хочешь побыть на пляже. Это моё рабочее место. Я хотел показать тебе свою студию и надеялся, что ты черпнешь вдохновения, поскольку тебе его не хватает.

— Способ втереть это мне в лицо, — она прикусила внутреннюю сторону своей щеки. — Ты, конечно, не на пике своей цветущей, но короткой карьеры. Ты читал, что пишут о тебе во всех газетах?

— Я не опускаюсь до того, чтобы обращать внимание на критику. Особенно на неконструктивную.

— Ты не можешь притворяться, что это не причиняет тебе боли, — подтвердила она, как будто могла чувствовать ко мне то, чего не чувствовал я. Затем она встала, скрестив руки на груди. — Тогда покажи мне свою студию, даже если я готова поспорить, что она пуста, судя по тому, что ты ничего не смог нарисовать за шесть месяцев.

Итак, она шпионила за мной.

Она, вероятно, нашла несколько лестных статей, объявляющих о конце моей карьеры, если я не найду себя заново с помощью чего — то совершенно нового. Мои старые работы были определены как “дежавю" и слишком жуткие для публики. И теперь я стал ещё более ужасным, чем обычно, неспособным создать что — либо такое, что могло бы увидеть дневной свет.

— Следуй за мной.

Не то чтобы я оставил ей выбор, когда дошел до конца коридора и отпер дверь, ведущую в мою студию, моя рука, тем не менее, оставалась пригвожденной к ручке, как будто я был вынужден привести монстра в свой дом.

Я понял, что это ужасная идея, с того самого момента, когда мой мозг попытался смешать оттенки, чтобы точно воспроизвести цвет её губ. Это заняло бы у меня самое большее час, если бы клетки моего мозга, о которых идет речь, не были загипнотизированы угадыванием их вкуса, оставляя меня с растущим разочарованием между ног. От её едва уловимого прикосновения у меня несколько дней мурашки бегали по коже. Если бы она вошла в мою студию, то осталась бы здесь. По крайней мере, память о ней осталась бы. Идея, по которой я не мог сказать, была она приятной или нет.

— Что ты делаешь? — она сильно нахмурилась. — Это как будто ты увидел призрака, который не хочет оставлять тебя в покое.

— Ну, может быть, так оно и есть, — за исключением того факта, что она не была призраком, и я нуждался в ней.

— Отлично. Похоже, мы с призраком станем отличными друзьями, — она распахнула дверь и прокралась в мою студию.

Поехали.