Никогда не было, но вот опять. Попал 4

— Господа, поскольку я являюсь некоторым образом аборигеном сих мест, то позвольте на правах хозяина угостить вас и развлечь беседой. Любезный! — позвал я полового и обратился к гостям из Тюмени:

— Господа, вы что предпочитаете, коньяк или водку?

— Да мы не привередливы, — сказал, разглаживая усы, Евтюхов.

— Ну тогда коньячок. Любезный! Бутылку коньяка и закуску соответствующую, ну там балычок, лимончик и ещё чего либо. Ну а потом, что господа закажут.

Половой принёс заказанный коньяк и закуски, вытащил из бутылки пробку и хотел, было разлить коньяк по стопкам, но я остановил его:

— Благодарю, любезный! Дальше мы сами.

Читал где-то в той жизни, что в Азии почётному гостю хозяин сам в пиалу чай наливает, причем маленькими порциями. Это для того чтобы был лишний повод услужить гостю, проявить, так сказать, своё уважение. Поэтому в подражании хитрым азиатам я взялся сам обслуживать гостей и плеснул им в стопки коньячку скромную порцию.

— За знакомство, господа! — подняв стопку, отсалютовал я.

Выпив и закусив я обратился к уряднику:

— Вопрос ваш, Степан Ильич, несколько неожиданный и однозначного ответа не имеет, вернее это я не могу на него однозначно ответить. И прежде чем отвечать на него я, с вашего разрешения, сам вам вопрос задам?

— Извольте Алексей, — сказал Гурьев, а Евтюхов разрешающе кивнул.

— Скажите господа, верите ли вы в бога? — издалека начал я.

Вопрос для обоих был столь же неожиданным, как и мне про реинкарнацию, но среагировали они на него по-разному. Если Гурьев с откровенным изумлением уставился на меня, то урядник, понимающе хмыкнув, сказал:

— Разъясните суть вашего вопроса господин Забродин.

— Да всё просто! Едва я расскажу вам о том, что со мной произошло, то наверняка вы захотите узнать и причины произошедшего. Так вот, если вы искренне и глубоко верите в существование некого всемогущего разума имя, которому Бог, Аллах, Яхве и так далее, то вас вполне должно удовлетворить объяснение, что всё это промысел божий.

— Ну что вы господин Забродин! Мы же с вами живем в просвещённом девятнадцатом веке. И в вере совсем не фанатичны, а Артемий Николаевич так и вовсе атеист. Не так ли, Артемий Николаевич? — насмешливо произнёс Евтюхов.

— Не так, Степан Ильич! Совсем не так. Доказательства существования бога, не выдерживают критики, как, впрочем и доказательства обратного. Признание существования бога или его не признание есть вопрос веры, а не научного знания. И я ещё не определился, какую сторону занять, — возразил уряднику Гурьев

— Ну что ж, господа, я понял вашу позицию и убедился, что вы люди рациональные и не будете изгонять из меня беса, как это чуть было не сделали жителя нашего села. Приходской священник отец Серафим — добрейшая душа, чуть ли ни весь запас святой воды извёл, обрызгивая меня в церкви и доказывая пейзанам, что я чист перед лицом господа и в экзорцизме не нуждаюсь.

— Вот в чём дело, — засмеялся Евтюхов. — Уверяем вас, господин Забродин, что изгонять из вас бесов мы не будем. Мы по другой части. Так что там насчет нашего спора? Вы как-то неопределённо выразились.

— Так и ситуация господа неопределённая. Вот вы, Артемий Николаевич, прошлым летом у нас в селе были и обо мне расспрашивали, видимо задание такое от начальства получили. Наверняка вам рассказали, что почти до тринадцати лет я был убогим мальчишкой. После того как шаровая молния меня пометила, то разительно изменился. Но это всё внешние проявления, внутренне же моя жизнь разделилась на три части. В первой я тринадцатилетний подросток, у которого в детстве убили мать и отца. На его глазах убили. Досталось и ему, выжил благодаря Феодоре Савватеевне. Затем шаровая молния и в голове у меня появился старик.

— Как это появился? — недоверчиво спросил Гурьев.

— Как появился, я могу только предполагать. Но тельцем мы командовали по переменке. Днем чаще он, но ночью мне снились очень отчетливые сны из чужой жизни. Возникало такое впечатление, что сны, в мою пустую голову, переливают память этого старика. Продолжалось это довольно долго, пока однажды проснувшись утром, я некоторое время не мог понять кто я такой. Но, в конце концов, всё пришло в норму. Раздвоение на старика и подростка исчезло, и я стал другим человеком.

— Как это возможно? — с изрядной долей скепсиса спросил Евтюхов. — И кем же теперь вы себя ощущаете?

— Ну, раз я сижу здесь с вами и коньячок потребляю, значит возможно. А насчёт того, кто я теперь, размышлял довольно долго. Ничего конструктивного не придумав, решил для себя, что теперь я подросток, заполучивший в качестве некого бонуса, память и знания старика.

— Что-то не похожи вы на подростка, — сказал Гурьев.

— Мне пятнадцать с половиною лет, выгляжу я на восемнадцать-девятнадцать, а ощущаю себя ровесником Степана Ильича. Правда к этому ощущению пришёл не сразу и успел наделать довольно много глупостей. Одну, мы сейчас вместе с вами и расхлёбываем. Однако господа мы слишком увлеклись разговорами. Любезный! — подозвал я полового. — Что у вас сегодня на ужин?