Никогда не говори: не могу

Шагая вдоль мокрой чугунной ограды к входу в Институт туристического бизнеса, Бондарь невольно представлял себе, что творится сейчас на кладбище, и с ненавистью посматривал на разверзшиеся небесные хляби. Рано утром он смотался на Новодевичье с цветами, и вид оплывших могил резанул по сердцу. Красные гвоздики, возложенные на холмики раскисшей глины, выглядели такими неуместными, такими жалкими. Вот уж действительно: цветы запоздалые.

Бондарь сунул в рот сигарету и, прикрывая ее ладонью, прикурил. Дым горчил, норовил попасть в глаза и драл горло. Бондарь сжег сигарету несколькими злыми, отрывистыми затяжками, не поленился свернуть к ближайшей урне, швырнул в нее окурок и зашагал дальше.

Не замечая никого вокруг, Бондарь стал подниматься по широким ступеням. Занятия в институте шли полным ходом, но студенты все еще сходились на свои семинары да лекции. Их беззаботные голоса, накладывающиеся на мрачные мысли Бондаря, вносили в душу дополнительный диссонанс.

– Я стою, такая, а он подходит, такой, и говорит…

– Там конкретные бабки платят, только пахать надо, упираться, а я против своего кайфа не пойду…

– В крутом прикиде, просто отпад…

– Турпродукт – это совокупность всей хренотени, за которую башляют. Ну, типа того.

– Стратегия маркетинга важней любого петтинга…

– Меня эти разборки с пэрэнсами уже заколебали вконец! Нудят и нудят, нудят и нудят, прикинь?..

– Подписал герлу на фак, а у нее, как всегда, месячные…

В просторном вестибюле молодые голоса зазвучали еще громче, но, к счастью, довольно неразборчиво из-за гулкого эха. Бондарь остановился, собираясь с мыслями.

Нащупав в кармане сигаретную пачку, Бондарь оставил ее в покое. Прямо перед его глазами висела табличка, строго предупреждающая: «НЕ КУРИТЬ». И правильно. Хватит травить себя дымом, хватит терзаться воспоминаниями. Он сейчас не Евгений Николаевич Бондарь, не капитан оперативного отдела Управления контрразведывательных операций ФСБ, он рядовой сотрудник Государственного центра информации и статистики. Его задача – провести социологический опрос в институте. Так что брови хмурить совсем не обязательно. Наоборот, необходимо быть улыбчивым, предупредительным, приятным собеседником, вызывающим доверие с первого взгляда.

Приблизившись к колонне с зеркальными гранями, Бондарь тщательно причесался и постарался по возможности смягчить не в меру суровое выражение серо-голубых глаз. Сверкнул пробной улыбкой, остался доволен ею и перешел к стенду с расписанием занятий, желая выяснить, где и когда можно будет воочию полюбоваться Эдуардом Львовичем Камениром.

Заочное знакомство с этим насквозь гнилым фруктом уже состоялось. Сведения, почерпнутые из личного дела преподавателя и отзывов его знакомых, настроили Бондаря на весьма недружелюбный лад.

Холостяк, бабник, мелкий взяточник. В свои без малого пятьдесят лет не совершил ничего такого, за что его можно было бы уважать. Некоторые студентки старших курсов МГИМО при упоминании фамилии Каменира начинали стыдливо мяться, но о домогательствах с его стороны прямо не говорили. После одной грязной истории старого сластолюбца поперли с преподавательской работы, однако он, как видно, не угомонился. Продолжает, так сказать, сеять разумное, доброе, вечное. В частном колледже, где училась будущая смертница Елисеева, о Каменире шла нехорошая молва. Строились догадки, что между преподавателем и студенткой существовали интимные отношения, хотя определенно никто ничего не знал. Возможно, потому что это было довольно давно. Задолго до того, как Елисеева примерила пояс шахидки.

Если Каменир причастен к этому преступлению, то каким образом ему удалось превратить абсолютно аполитичную и беспринципную девушку в фанатичную сообщницу? Деньги? Гипноз? Шантаж? Использование каких-то тайных психологических рычагов?

Как бы то ни было, Бондарю давно не терпелось присмотреться к своему подопечному поближе, хотя до сих пор приходилось ограничиваться беседами с коллегами и студентами Каменира. Как назло, Эдуард Львович приболел, не появляясь ни в одном из институтов, где подрядился читать лекции. Хотелось надеяться, что сегодня он приступил к работе. Если так, то, судя по расписанию, его можно было застать в четырнадцатой аудитории на третьем этаже.

Перешагивая через одну ступеньку, Бондарь двинулся наверх. Появиться в деканате он решил попозже, если возникнет такая необходимость. Социолог – персона слишком малозначительная, чтобы вызывать повышенный интерес руководства института. Это вам не спонсор и даже не представитель Министерства образования. Задал свои глупые вопросы – и испарился. Неприметный, незапоминающийся. Серая личность.

Сообразив, что его походка выглядит чересчур энергичной для чиновника статистической конторы, Бондарь сбавил шаг и постарался придать своей фигуре некоторую мешковатость. Заинтересованных взглядов, бросаемых на него встречными девушками, стало ровно вполовину меньше.

* * *