Никогда не играй в пятнашки

Из-за приоткрывшейся двери на Джея испуганно, но с отчаянной решимостью в глазах, смотрел молодой полный араб в измятом дорогом сером костюме, со съехавшим набок ярким розовым галстуком и всклокоченной шевелюрой слипшихся чёрных волос. Сорс слегка опешил, но тоже представился:

— Привет, я Джей Сорс, смотрящий, — и зачем-то спросил:

— А что за офис?

— Офис местного филиала компании «Аравик-Ойл».

— Ага. Слушай, приятель… Бренди или другая приличная выпивка здесь есть?

Абдалла строго посмотрел на Джея, но затем как-то странно попятился назад и поманил его пальцем вглубь кабинета. Сорс вошёл вслед за мужчиной и огляделся. Араб, в общем, был прав, место для отсидеться он выбрал довольно удачно. В единственном окне в комнате Джей разглядел бронированное стекло и прочные металлические жалюзи в раме, массивная дверь выглядела ещё более внушительно, чем та, что вела в каморку уборщицы. Крепкие двери здесь в почёте, — подумал смотрящий. Ещё в комнате помимо привычных столов, стульев и большого шкафа для бумаг, имелся холодильник, небольшая кухня с раковиной для мытья посуды и громадный сейф, вмонтированный в стену.

— Бухгалтерия… чёрная, конечно, — пояснил Эль Шарад, проследив за взглядом Сорса. Тот понимающе кивнул и шагнул к холодильнику. Араб помотал головой.

— Не здесь. Секундочку.

Он обошёл столы, что стояли посередине кабинета заваленные стопками бумаги, и подошёл к сейфу.

— Знаете, у нас с алкоголем очень строго, всё-таки шариат — это не игрушки. В головном офисе вы бы и вовсе ничего подобного не нашли. Но здесь, на юге Африки, вдалеке от строгой родины и старейшин… — араб прижался всем телом к дверце, прикрывая кодовый замок, чем вызвал у смотрящего улыбку, — для особых клиентов…

Массивная дверца сейфа бесшумно отворилась. Придерживая её полуоткрытой, Эль Шарад порылся внутри и извлёк на свет ополовиненную бутылку «Реми Мартина». Затем он быстро захлопнул сейф, словно боялся, что Сорс успеет в него заглянуть, и протянул ему бутылку.

— Вот, держите, только осторожно! Она стоит тридцать пять тысяч долларов!

— Спасибо, ты здорово выручил, э-э… Эль Шарад.

Сорс быстро взял драгоценную ёмкость и выбежал в коридор.

— Постойте! — крикнул из-за двери служащий, со страхом поглядев на белые стены коридора, покрытые чёрными пятнами ожогов и коричневыми разводами засохшей слизи, — можно я пойду с вами? Я уже трое суток сижу в этом кабинете и ничего, ровным счётом ничего не знаю, как там дела снаружи…

— Двигай за мной, только быстро, — на бегу выкрикнул Джей.

* * *

Ай-я-яй, как скверно, Лара… Нехорошо, нехорошо, Уварова, сомнения надо гнать, гасить, истирать в порошок, и что там ещё? Жечь огнем дисциплины, выжигать калёным железом долга. Долга? Да перед кем и во имя чего? Может, во имя «маршала» Обсокова? Или, быть может, ради славной СБОР? Вот на кой нужна эта служба безопасности Объединенной России, если самой её вот такой, с осьмушку, кусочек остался? И тает этот кусок как сало на сковородке у Ковтунской жены. К тому же, вся великая страна и прочие вместе с нею давно превратились в набор густонаселённых точек посреди безлюдных пространств. Тоже мне великие княжества! Вот-вот падут от нашествия несметной орды. Правда, дань скоро платить будет некому. Одно я теперь знаю точно: не могу и не хочу потерять в этой унылой пустыне своего единственного мужчину, моего вожака, мою скалу. Вот уж не думала, что встретится мне в жизни такая сказка! И он один стоит сотни, нет, тысячи Обсоковых и вообще всей этой командующей сволочи. Элита… Но я тоже хороша — дочка фермера Лара Клименко! Имя хоть я не стала менять, незачем. Это ведь не шпионы какие-нибудь, а смотрящие. Вообще, это я здорово придумала, потому что легенды сейчас долго не живут и требуют корректировки на ходу. Отец, конечно, мог быть и фермером, а мать, ну, например, сельской учительницей, я не знаю…

Мне было три года, я помню только их руки и запах, большие, нежные, мягкие руки и чудесный, ласковый, добрый запах. Запах любви и счастья. Только пару дней назад, зайдя в особняк Ковтунов, я наконец, узнала, нет, вспомнила, откуда берётся этот удивительный запах. Но поняла только сейчас: так пахнет родной дом. А потом, тогда в детстве, всё это вдруг, в один миг, исчезло и… вот он, новый приют и совсем другой, жёсткий и неприятный, запах интерната для «одарённых» детей. Какой же ещё я могла стать после странного и внезапного исчезновения этих милых рук и тёплых свитеров и кофт, уткнувшись носом в которые, я так чудесно засыпала? Как тут не станешь крикливой неуравновешенной ссыкухой, ни с кем не разговаривающей и всё время «да не реви ты, господи!»? Это потом они поняли, когда подросла, что я та ещё оторва — дня не проходило без какого-нибудь происшествия или драки с моим непосредственным участием. И однажды… Позже, лет в пятнадцать, — я точно не помню, никто не удосужился мне сообщить точную дату моего рождения, — меня взяли и забрали туда не скажу куда. Пришли странные суровые дяди в форме и тети в халатах, долго нас, интернатских заморышей, изучали и расспрашивали, тестировали да измеряли.