Нужно возвращаться домой. И прежде всего он подумал не о своей роскошной резиденции на Керзон-стрит, а о городском доме на Грейт-Джеймс-стрит. Лучше уйти до того, как Маргарет услышит его и проснется, но мысль о том, чтобы идти туда пешком или искать в этот час кеб, казалась малопривлекательной. Он снял сюртук, бросил его на стул, но вместо того, чтобы забраться в кровать с балдахином, Саймон вытянулся на кушетке. Его длинные ноги свесились с подлокотника этого короткого предмета мебели.
Чертовски неудобно. Он закрыл глаза, и перед внутренним взором всплыло лицо Эммы. Саймон погрузился в сон.
– Саймон, проснись.
Что-то проворчав, он с трудом разлепил тяжелые веки. Маргарет в длинной кремовой ночной рубашке стояла, нахмурившись, рядом с кушеткой.
– Что это ты выдумал?
Он и сам не знал. Причесав пальцами растрепанные волосы, Саймон опустил ноги на пол, поморщившись от боли в одеревеневшей спине и затекшей руке.
Маргарет изогнула бровь, ожидая объяснений.
– Я думал, мы можем… поговорить. Но когда пришел, ты спала.
– Поговорить? – Она улыбнулась. – И все?
Поначалу нет. Он пришел сюда, чтобы унять гложущее его беспокойство, и хотя разговоры с Маргарет доставляли ему удовольствие, не ради беседы с ней он нанес этот полуночный визит. Однако оказавшись в ее спальне, он понял, что желание лечь с ней в постель испарилось.
– Кто такая Эмма? – спросила она, прервав его размышления.
Взгляд Саймона метнулся к Маргарет:
– Эмма?
Маргарет села рядом с ним на кушетку и похлопала его по колену.
– Когда я тебя будила, ты звал ее по имени. Полагаю, она и есть причина, по которой ты не присоединился ко мне в постели?
Какой же он идиот. Явиться сюда и бормотать имя Эммы во сне так, чтобы его услышала Маргарет, недопустимо. Как и у него, у нее остались шрамы, правда, не физические, а душевные, и он совсем не хотел добавлять ей новых.
Проклятье. Он настоящая свинья.
– Прости меня.
– Не за что. Мы оба знаем, что наши отношения основаны на взаимном удовлетворении, ничего больше. Нет, это неправда. Я считаю тебя одним из самых близких своих друзей.
Саймон накрыл ее ладонь своей и ласково пожал пальцы. После брака с изменявшим ей крысиным ублюдком лордом Гриффином Маргарет мало доверяла мужчинам.
– Ты ее любишь? – спросила Маргарет.
«Любить Эмму? Смехотворно».
– Вовсе нет.
Она изогнула бровь, явно показывая, что не верит ему.
– Несмотря на все твое обаяние, направленное на женщин, я-то знаю правду.
Саймон нахмурился. Какую еще
– Ты им не доверяешь. Ни одной.
– Что за чушь. Я же здесь, с тобой.
– Да, делишь со мной постель, но ты хоть раз поговорил со мной по душам? Поведал мне о своих мрачных тайнах? Никогда. А какой-нибудь другой женщине?
Он подумал о разговорах с Эммой – как признался ей, что они с отцом не были близки.
– Да.
– Ей?
«Боже праведный». Саймон не покраснел, но щекам стало жарко.
Маргарет улыбнулась.
– Думаю, я уже знаю ответ.
Это нелепо. Он не любит Эмму. Он хочет заполучить ее в свою постель, а это совершенно разные вещи. Он не позволит себе влюбиться. Влюбленный мужчина уязвим, им легко манипулировать.
Маргарет встала, прервав его мысли.
– Скоро придет горничная, чтобы разжечь камин. И слуги, наверное, уже суетятся там, внизу.
Саймон глянул в окно. Сквозь задернутые шторы просачивался слабый свет. Он должен был уйти час назад. Он выдержит любые шепотки о своих выходках, тем более что его и так склоняют на все лады, но безупречная репутация Маргарет будет запятнана, если слуги увидят, как он выходит из ее спальни на рассвете. Саймон встал и слегка приоткрыл дверь спальни. Судя по шагам этажом ниже, он действительно слишком замешкался и теперь не сможет выйти черным ходом.
Маргарет сжала губы в ниточку.
– Не волнуйся. – Он надел сюртук, подошел к окну и поднял нижнюю раму.
– Саймон, это несерьезно. Ты упадешь и сломаешь шею, вылезая из моего окна, и тогда все об этом узнают! Будет скандал.
Он вздохнул.
– Я так рад, что моя кончина заботит тебя не меньше, чем твоя репутация.
Она негромко рассмеялась.
– Меня заботит и то, и другое.
– И правда. Но тревожиться не стоит. Мы с Уэстфилдом еще в школе здорово наловчились спускаться вниз по водосточным трубам.
Это воспоминание вернуло его к Эмме и ее брату. Может быть, стоит поговорить с парнишкой, выяснить, что его так беспокоит.
Нет, это не его забота.
Саймон перекинул ногу через подоконник и дотянулся до трубы. Сюртук на плечах сильно натянулся, послышался треск рвущейся ткани. Холодный утренний воздух проник сквозь дыру на плече. Негромко выругавшись, Саймон обхватил трубу руками, сжал ее каблуками башмаков и заскользил вниз.
Ноги бесшумно коснулись плитки на задней террасе. От скольжения по трубе сюртук испачкался. Он отряхнул его, как сумел, протянул руку к шляпе, чтобы отвесить галантный поклон, и сообразил, что оставил ее в спальне Маргарет.
«Моя шляпа», – произнес он одними губами и указал на голову.