Холден шёл по главной улице, утопающей в лучах вечернего солнца, мимо вереницы деловых зданий в маленький парк рядом с мэрией. Сев на скамейку, он ссутулил плечи и в отчаянии опустил голову.
Она уезжает. Его Гриз, его любовь, его девочка уезжает. Завтра она исчезнет, и он снова останется совсем один.
Только на этот раз он останется не с воспоминаниями о мертвой девочке. Он останется наедине с осознанием того, что единственная женщина, единственный человек, которого он когда-либо любил, живет и дышит всего в двух часах езды отсюда. И ему не дали быть с ней.
Его мысли кружились в бесконечной петле, от ужасной угрозы Джеммы прервать беременность к душераздирающему предложению Гризельды уехать. Единственным, что вселяло в него хоть какую-то надежду, были ее слова: «Мне нужно уехать. Хотя бы, на время».
На время.
Она имела в виду, что будет его ждать? Что она потом вернется? Когда? Когда Джемме будет уже поздно делать аборт? После того, как родится ребенок? Сколько ему придется ждать, чтобы снова быть с ней? И вдруг ответы на эти вопросы стали единственным, что имело значение, единственным, что могло бы помочь ему пережить боль разлуки.
Он встал и быстро пошел домой, ему не терпелось поговорить с ней и придумать план. Он взметнулся вверх по лестнице, ворвался в дверь своей квартиры и, одним шагом преодолев гостиную, влетел в спальню, где Гри доставала из его сумки свои немногочисленные вещи. Она аккуратно складывала их в один из двух продуктовых пакетов, с которыми две недели назад заявился Квинт.
— Привет, — произнесла она, подняв на него покрасневшие глаза. — Ты вернулся.
— Да. Что ты имела в виду, когда сказала «Хотя бы, на время»?
— Что?
— Ты сказала «Мне нужно уехать. Хотя бы, на время». Ч-что это значит?
Она села на кровать, держа в руках белый лифчик с маленьким бантиком.
— Это означает, что находясь сейчас здесь, я могу ухудшить и без того сложную ситуацию.
— То есть ты вернешься? — прошептал он.
Она приоткрыла губы и, моргая, уставилась на него.
— Хм…
— Если ты пообещаешь вернуться, я смогу это вынести, — сказал он, садясь перед ней на корточки. Он забрал у нее лифчик и положил его на кровать, затем взял в руки её ладони.
— Я не буду с ней спать. Я не буду к ней прикасаться. Я буду спать на диване. Я твой. Я буду тебя… ж-ждать.
У неё дрогнули губы, и она слабо улыбнулась, затем на мгновение закусила нижнюю губу. Он был не в силах отвести от нее взгляд, новые воспоминания о том времени, что они провели вместе — её вкус, то, как двигались под его губами её губы, звуки, которые вырывались у неё из груди, когда он ее целовал — наполнили его сознание покоем и вожделением.
— Я тоже, — сказала она дрогнувшим голосом. — Я буду тебя ждать. Если она когда-нибудь передумает, я скажу, где меня найти.
— Я приеду за тобой. Как только пойму, что ребенок в полной безопасности.
Она кивнула, и, высвободив руку из её пальцев, он стер скатившуюся у неё по щеке слезу.
— Это чертовски несправедливо.
— Мы ждали целых десять лет, — прошептала она, прислонившись лбом к его лбу. — Нам не привыкать.
— Мы ждали целых десять лет, — возразил он. — И меня просто убивает, что мы снова должны ждать.
— Я жива, — сказала она, потираясь своим носом о его нос.
— Я люблю тебя, — прошептала она, закрыв глаза.
— Я буду тебя ждать, — она коснулась губами его губ. — Всегда.
— Всегда, мой ангел, — сказал он, затем положил руки ей на бедра и притянул ее себе на колени.
Он целовал ее отчаянно и неистово, его руки торопливо сдвинули вверх ее футболку и лифчик, освобождая грудь. Она боролась с его футболкой. Рывком стянув с себя футболку и швырнув на пол, он обхватил Гри руками и прижал к себе, её обнаженные груди вжались в мышцы его груди. Он чувствовал, как ничтожно мало времени им осталось быть вместе, и у него разрывалось сердце при мысли, что завтра ему придется смотреть, как она уходит.
— Когда придет Майя?
— Через два-три часа, — сказала она, пока его губы прокладывали дорожку из поцелуев от шеи к уху.
— Н-нет! — воскликнул он, резко отпрянув от неё и впившись в её глаза взглядом, который отражал охватившую его боль и дикое отчаяние. — Это с-слишком рано!
— Так будет лучше, — сказала она, обхватив его лицо ладонями и притянув его обратно к своим губам. — Джемма сказала сегодня вечером. Нам лучше попрощаться побыстрей.
— Гри, я х-х-хотел эту ночь, — с горечью прошептал он. — Я х-хотел всю жизнь.
— Теперь у нас есть только «сейчас», — сказала она, наклонившись вперед и захватив губами его нижнюю губу. Он ощутил солёный вкус ее слез. — И я хочу в последний раз почувствовать тебя внутри.