Милли оказалась подтянутой женщиной с седыми волосами и приятной улыбкой. Она носила очки, которые казались великоватыми для ее лица, и, как показалось Фэй, слегка злоупотребляла румянами. Конечно, наверняка сказать было трудно, но Фэй от души хотела верить, что видит счастливую женщину.
Она сняла жакет с вешалки, чувствуя, что тисненый шелк скользит в пальцах как прохладная вода. Потом она быстро скинула английский твидовый пиджак и попросила мужчину его подержать. Продавщица подозрительно покосилась на них.
– Вы хотите его примерить! – воскликнул он с нескрываемой радостью. – Об этом я и хотел вас попросить, да не осмелился.
Жакет окутал ее, словно волшебное облако. Она застегнула пуговицы, отошла подальше и повернулась.
– Ну как? Вам нравится? Чувствуешь в нем себя просто великолепно.
– Мисс, с ума сойти, до чего здорово! По правде говоря, я еще никогда не покупал таких дорогих вещей, так что я уж хочу, чтобы было наверняка.
Фэй сняла жакет, а он протянул ей пиджак и горячо поблагодарил.
– Конечно, – добавил он, слегка покраснев, – на ней он никогда не будет смотреться, как на вас, но, мне кажется, любая женщина имеет право носить красивые вещи, правда?
– Разумеется. Милли понравится, вот увидите. Поздравьте ее от меня с днем рождения.
Она вышла из «Гампс» и решила прогуляться по китайскому кварталу.
Милли повезло с мужем. Он так искренне старался сделать ей приятный сюрприз, порадовать ее. «Вот человек, который любит жену после стольких лет, прожитых вместе», – думала Фэй. Она не могла припомнить ни одного подобного брака в Голливуде и вспомнила о Рэе и Бетси Ландон. Что было бы, если бы Бетси не умерла? Но она тут же отчаянным усилием воли выкинула Рэя из головы.
– Ма, где, черт возьми, тебя носит? Я уже два дня тебя ловлю.
– Я в Сан-Франциско. Что-нибудь случилось?
– Это же ты мне позвонила, – раздраженно ответила Кейси. – Может, это у тебя что-нибудь случилось?
«Мне было одиноко», – подумала Фэй.
– Просто я хотела тебе сообщить, где я, – сказала она в трубку. – Вернусь завтра. Мне захотелось побыть одной некоторое время.
– Здорово! Как раз, когда она мне нужна, ей приходит в голову слетать в Сан-Франциско. – Чувствовалось, что Кейси по-настоящему взволнована. Под ее раздраженно-саркастическим тоном скрывалась истинная тревога. Она словно опять превратилась в маленькую девочку, бежавшую со всеми своими невзгодами к матери.
– Поговори со мной, Кейс, – попросила Фэй. – Объясни, что тебя так расстроило. Я никогда бы не уехала, если бы знала, что нужна тебе.
Кейси, очевидно, немного остыла и успокоилась.
– У меня трудности, и я думаю, что сама с этим не справлюсь. Ты сядь поудобнее.
Фэй уже сидела на краю кровати в номере «Святого Франциска». Шторы на окнах были открыты, и она могла наслаждаться видом ночного города.
– Папа приглашает меня на обед вместе с этой кошмарной бабой. Он считает, что я должна с ней получше познакомиться, а ты, наверное, представляешь себе, что это значит. Это значит, что он собирается жениться, разве не так?
– Не обязательно. А почему ты называешь ее «кошмарной бабой»?
– Я случайно встретила их в этом новом кафе, «Драйс». Они входили, а я уходила. Ее зовут Рената, фамилии не знаю, и она висела у него на руке, как пиявка, и смотрела на него обожающими глазами. Он меня представил, я, конечно, не придала этому никакого значения, и вот теперь он хочет, чтобы я ее «получше узнала», – с отвращением выговорила Кейси.
– Ну и что в этом ужасного? – спокойно заметила Фэй. – И что кошмарного в Ренате?
– У тебя еще есть время? Ну, слушай. Для начала – у нее толстые коленки, и одевается она, как провинциальная училка. На ней был какой-то жуткий костюм, прямо с барахолки, и блузка с оборками, которая вышла из моды лет двадцать назад. Я думаю, она считает, что так одеваются деловые женщины, – как будто насмотрелась старых фильмов. Она не годится для Лос-Анджелеса, а акцент у нее такой, будто она выросла в Бронксе или Бруклине – просто Аль Пачино в юбке…
Кейси все с большим воодушевлением громоздила обвинение на обвинение. В Ренате слишком явно была видна ее национальность, а красилась она из рук вон плохо. Фэй не перебивала дочь, но постепенно действительно приходила в ужас – не из-за Ренаты, а из-за снобизма Кейси. Она тоже была удивлена тем, что Кэл появился в обществе с недостаточно «шикарной» женщиной, но считала, что это может означать какую-то положительную перемену в ее бывшем муже.
– Что это? – Кейси срывалась на крик. – Возрастной кризис? Или он вдруг вспомнил о своих корнях? Зачем ему эта «мама миа»? Да, я еще не сказала тебе самого ужасного. Ма, ей столько же, сколько ему. По меньшей мере пятьдесят.
Фэй велела Кейси успокоиться – завтра мама вернется в Голливуд, и они обо всем поговорят.