Никогда_не... (СИ)

Сколько себя помню, Тамару Гордеевну и девочек отличала какая-то статность, величавая размеренность. Их лица — «кровь с молоком», выразительные, округлые, без изломов и острых линий совсем не похожи на то, что я вижу в их брате и сыне. В Артуре нет и следа той сглаженности, одна только напряжённая хлёсткость — широкие скулы, нос с едва заметной горбинкой, ломаная и резко высеченная линия челюсти, неглубокая, но хорошо заметная ямка, рассекающая подбородок надвое. Какое характерное лицо, подумала я тогда. Сплошной вызов, резкость и противоречие. Он слишком отличается от своей семьи, будучи на неё, тем не менее, похожим.

Так чего же в нем больше — сходства или отличия?

Но вместо этого, самого главного вопроса задаю совсем другой.

— Когда ты узнал?

— Что узнал? — Артур с готовностью откликается, хотя и не до конца понимает, о чем я.

— Когда ты узнал, кто я такая?

— В школе.

— В школе? — теперь я не до конца понимаю его ответ. — Это когда?

— На выпускном, когда тебя на сцену вызвали. Я опоздал, помнишь?

— Помню… — сдавленно говорю я, понимая, что мне очень хочется вернуться в тот день. Тогда всё было так беззаботно — я ещё не успела подслушать разговор девчонок в курилке, не оскандалилась со сцены, не поссорилась с Наташкой, и Виола не сделала свой роковой шаг ради тысячи лайков. Все было так безмятежно, как в последние часы перед бурей.

— Я пришёл тогда позже всех, сразу в актовый. А потом увидел тебя. Ты как раз спрашивала в микрофон, никого, мол, не смущает слово «жопа», — Артур не может сдержать улыбку, и я тоже.

— М-да… Это было так себе, — чтобы чем-то заполнить возникшую паузу, говорю я.

— Это было круто, — его голос теплеет и он совсем немного, едва заметно, наклоняется ко мне — а я тут же делаю шаг назад. Слышу, как негромко он втягивает в себя воздух, и опускаю глаза, заводя руки за спину. Даже сейчас я не могу избавиться от ощущения что в этот самый момент трогаю его, пусть взглядом, но от этого не менее ощутимо — его шею, плечи, провожу руками по груди, касаюсь спины. И чтобы этого не случилось на самом деле, сажусь на пороге, не прикрывая дверь, и подкладываю ладони под себя. Так будет надёжнее.

— И? И что дальше? — спрашиваю, наблюдая, как Артур садится напротив меня, прямо на щебень, на нагретую за день пыльную землю.

Вот так, рядом, и то же время отдельно, мы сидим у открытой двери, без права на шаг в жизни друг друга.

Как же глупо это все, на самом деле…

— Дальше я подошёл к своим — и все понял.

— Сам? — все ещё не могу уловить его мысль.

— Нет. Мне… — он по-прежнему избегает конкретики. — Мне сказали.

— Кто сказал, Артур? — я начинаю злиться, подводя его к правде. Если он и дальше продолжит так обтекаемо говорить, чего доброго, придётся поверить, что ничего не произошло, что между нами все как вчера, и его родные так и стоят за невидимой стеной, куда он их спрятал. — Тамара Гордеевна, твоя мать? Борис Олегович, той отец? Наташа, моя давняя подруга и твоя родная сестра?

Он едва заметно вздрагивает, как будто эти слова бьют его куда-то в уязвимое место. А вот пусть бьют — так же, как осознание их родства било сегодня меня. Возвращаю эту маленькую месть с каким-то садистским удовольствием и такой же нескрываемой агрессией, с которой он бил мяч о стену во время нашей первой встречи.

— Нет, — говорит он, опираясь локтями о согнутые колени и едва заметно пригибая голову, как будто принимая все эти удары, и тут же снова поднимает взгляд, пересекаясь с моим. — Наталья была с тобой, в первом ряду. Я сел на ее место и спросил, почему оно свободно. И мне сказали, что она сегодня на почетных местах, рядом с почетной гостьей. То есть, с тобой. Злата сказала. Ты у неё теперь типа кумира, кстати. Она тоже собралась после школы куда-то ехать поступать — но только не на фотографа, а на художника. Говорит, будет рисовать социальную несправедливость. Знала об этом, нет? — несмотря на поганое настроение, он улыбается краешком губ, меня же такие слова вынуждают снова давить в себе рыдания.

Как же обидно это все, черт, как обидно. Я люблю их, они любят меня — и именно поэтому я не могу быть вместе с Артуром.

Он снова подаётся вперёд, но я делаю предупреждающий жест рукой и Артур останавливается, не решаясь успокаивать меня против моей воли.

— Я не училась в универе на фотографа, — утирая слезы, говорю я. — По образованию я обычный планктон, торговый представитель. Поступила на факультет с самым низким конкурсом, лишь бы свалить отсюда. А технику мне ставили на фото-курсах. Я много их прошла, ещё со школы, самых разных — от очень хороших до пустой траты денег. Так можешь Злате и передать. Главное — желание… А не профильное образование. Хотя, как же ты ей передашь… Мы с тобой вроде как незнакомы в их глазах. И не будем знакомы, Артур. Ты понял меня? Никогда не будем знакомы.

На этот раз он пригибает голову уже сильнее — и в этом жесте я читаю не уступку, а упрямство. Его руки, свободно лежащие на коленях, снимаются в кулаки. Не согласен, да? А придётся согласиться.