«Никогда не возвращайтесь в прежние места

- Давайте вернемся! – дрожащим голосом попросила Света, с чавканьем вытаскивая ногу из густой грязи.

Но вернуться не получилось. Там, откуда мы пришли, неизвестно откуда взялись кованые ворота, запертые на огромный засов.

- Что это? – Светка уже почти плакала.

Какой-то смутный и совершенно невероятный ответ начал рождаться у меня в голове, но в этот момент где-то рядом раздался страшный грохот. Мы услышали рев, от которого по спине побежали не мурашки, а жирные откормленные термиты. На улицу из домов с испуганными криками начали выбегать люди. На нас никто не обращал внимания, словно мы стали невидимками.

Внезапно запахло дымом, в окнах ближайшего дома показались языки пламени. Люди, одетые в странные одежды, забегали и закричали еще сильнее. Мне показалось, что я слышу слова «Голем», «рабби» и «синагога». Несколько человек с факелами в руках пробежали мимо нас, едва не сбив с ног, – мы едва успели вжаться в стену.

- Ребята, - неуверенно пробормотала я. – Либо мы коллективно сошли с ума, либо…

- Либо что?

- Знаете, как говорят? Будьте осторожны в своих желаниях, они могут исполниться. Я сказала неосторожно, что хотела бы вернуться в прошлое. Похоже, это конец XVI века.

- Не может быть! – хором ахнули Воробьевы. – Но как?..

- Не знаю. Но мы в еврейском городе. И угодили как раз в тот день, когда рабби Лев Бецалель забыл вытащить шем изо рта у Голема.

- Кто? Что забыл вытащить? Откуда?

- Жил при короле Рудольфе II такой очень умный раввин – Иегуда Лев Бецалель. Математик, астролог, алхимик и вообще волшебник. Кстати, он спас своих собратьев от выселения из Праги. Встал перед королевской процессией, прямо посреди моста. В него кидали камни, а они превращались в розы. Рудольф удивился и пригласил его к себе во дворец. А там Лев Бецалель показал ему праотцов – Авраама и других. Призраки. Сказал, что никто не должен смеяться. Но кто-то почему-то улыбнулся, и потолок зала начал опускаться, едва не раздавив всех, кто там был. А потом король сам навестил раввина. Похоже, это его дом, - я показала на горящую хибару. – Страшный и бедный. А внутри оказался богатым и роскошным.

- А что за Голем?

- Раввин сделал глиняную статую, назвал ее Големом и вложил ему в рот шем – бумажный свиток, говорят, даже с истинным именем Бога. С этим свитком Голем работал за троих. В пятницу вечером, когда наступает шаббат и евреи прекращают все работы, шем вынимали, и он снова превращался в глиняное чучело. А сегодня Лев Бецалель шем вынуть забыл. Вот Голем и разбушевался. По легенде, он разнес половину еврейского квартала в клочья.

- Что делать-то будем? – осторожно поинтересовался Толик, обнимая рыдающую Свету.

- А я откуда знаю?! – огрызнулась я.

Тем временем люди по-прежнему бестолково бегали и галдели, не замечая нас. Тушить пожар они не торопились. Понятное дело, суббота для них уже началась, а это означает, что любая работа – страшный грех. Да и дом – хоть и раввина, но… не свой же, правда?

Снова раздался страшный рев, и евреи бросились врассыпную. Дом пылал, к тому же из-за тучи вышла полная луна – стало совсем светло. Поэтому Голема мы смогли рассмотреть во всех подробностях. Он остановился прямо перед нами, нелепо склонив на бок свою глиняную башку. Светка тоненько завизжала. Бежать было поздно.

Вопреки ожиданиям Голем оказался вовсе не великаном – да и как бы он иначе делал домашнюю работу! Грубо вылепленная статуя была всего на голову выше рослого Толика. Однако чудовище было мощным, рукастым и чем-то напоминало безволосую гориллу. Одежды на нем не было, признаки пола тоже отсутствовали – как у пластмассового пупса. На физиономии Голема лежала печать крайней степени дебильности – чего стоили его открытый рот с торчащей из него бумагой и светящиеся, как гнилушки, глаза!

Удовлетворенно рыкнув, Голем потянул лапу к Светке, но его остановил суровый окрик. Высокий старик в темном балахоне быстро подошел к замершему чудищу и вытащил у него изо рта бумажный свиток. Глаза Голема потухли, и он превратился в неподвижного глиняного болвана. Народ радостно взревел. Лев Бецалель - кто же еще! – взмахнул рукой, и огонь моментально погас. Затем он посмотрел на нас, сказал что-то непонятное и засмеялся. Я узнала этот смех.

- Рабби! – завопила я. Надо было что-то делать. Ведь сейчас он уйдет, а мы останемся здесь навсегда. Неужели когда-то мне хотелось попасть в прошлое Праги и прожить его?!

Раввин повернулся ко мне и заговорил на языке, среднем между чешским и старославянским. С трудом, но я все же понимала его и переводила Воробьевым: