— Ну, ма! — возмущённо кричит он, в то время как взбешённая Вера дергает его за рукав, пытаясь вырвать смартфон из рук сына.
— А ну отдал! Я еще посмотрю, что ты там за фотки такие понаделал сегодня! Все отцу скажу, чем ты тут занимаешься! Ишь, повырастали! Штаны спустить и по жопе — вот что вам надо! Чтоб дурью не маялись!
— Да ты че, ма?! Ну, ма, ты чего озверела!
И в этот самый момент колонки над нашими головами взрываются голосом Вэла, который все еще стоя в подсобке, явно задумал эффектное появление.
— Насилие! — разносится по кофейне с торжественной трагичностью, отдавая эхом из динамиков, выставленных на улице. — Насилие окружает нас! Оно как воздух — не замечая, мы им дышим! И разрушаем себя… Изнутри! Прогниваем! И разлагаемся… заживо!
Спустя секунду он показывается на «сцене» рядом с Денисом — и в зале повисает напряженная тишина. Замирают брызнувшие во все стороны, чтобы быстрее занять свои места, подростки, застывают, превращаясь в каменные изваяния, Наташка с подругами, даже Вера, ухитрившаяся вырвать у сына телефон (видимо, в этом заключалось коварство ее плана, она знала, что ребенок последует за своим смартфоном куда-угодно) останавливается без движения, глядя на Вэла во все глаза.
Склонив голову на бок, я ловлю его взгляд и показываю пальцами значок «окей» — нельзя было появиться в более подходящее время и более эффектно. Вэл находится в сценическом образе, или, как он любит говорить, воплощает визуальный концепт идеи.
Вся его одежда залита то ли кетчупом, то ли томатным соком — и очень сильно напоминает кровь, которую эти ингредиенты и должны символизировать. Руки Вэла, которые он воздевает над собой, также красные по локоть — подозреваю, это уже пищевой краситель. Я слишком хорошо знаю дизайнера и его нетерпимость к спорным тактильным ощущениям, чтобы представить, что он мог вымазать липким кетчупом свое драгоценное тело, которое позволяет изящно истязать только истинным профи своего дела. На груди у него висит табличка, сотворенная из куска картона и бечевки, придающая сходство с жертвой-смертником. Это же сходство усиливают гладко зачёсанные назад волосы, открывающее его лицо со следами пищевого красителя — но впечатление создаётся такое, что это кровавые потеки.
Надпись на табличке сделана так же размашисто, как будто ее писали кровью — #янеубиваюсловом. Глядя на этот образ, я едва удерживаюсь от аплодисментов, вот только остальная публика до сих пор пребывает в состоянии онемения.
— Ох, бля, — слышу я от одного из мальчишек, застывшего рядом со мной со стаканом ванильного латте. — Охренеть, бля. Почти как Джокер.
Остаётся надеяться только на то, что остальная часть собравшихся в «алкогольной» зоне на летней площадке не воспримет этот образ как насмешку и не пойдёт вразнос. Но, судя по гробовой тишине и тому, что ни один из звуков не доносится в распахнутые окна, Вэлу удалость сразить и эту аудиторию.
Краем глаза ловлю тонкого Сережку, снимающего стрим на камеру Вэла и достаю свой смартфон, чтобы посмотреть на перформанс глазами наблюдателя и, впечатлившись, довольно покачиваю головой. Думаю, эта трансляция запомнится не только местной публике, но даже избалованным эксцентричными выходками, подписчикам Вэла.
— Вот что ради моей Виолочки делают, — снова слышу я приглушённый голос Анжелы, которая по-прежнему, будто не от мира сего, продолжает стоять посреди зала, перебирая батистовый платочек. — Ради моей доченьки. Потому что она была особенная. Моя принцесса. Моя самая красивая девочка. А если ты живешь чушкой, то чушкой и помрешь, и никто о тебе даже и не вспомнит.
Слова эти в полнейшей тишине звучат абсолютно жутко, и я медленно пячусь, после чего отхожу в сторону, чтобы избавиться, наконец, от этого флера классических женских ценностей и начать готовиться к съёмке. Я до сих пор не могу понять, где будет фотозона — и пусть впереди не менее часа (зная Вэла, я понимаю, что меньше времени его перформанс не займёт) — у меня ещё куча работы.
— Сегодня! Когда меняется мир! Когда новая реальность становится ближе! Когда мы — новое поколение, существующем по новым законам! И от нас зависит, научимся мы жить по-другому в этом новом мире или потянем в него все грехи, все гниение умирающих старых порядков! — громыхает Вэл из динамиков, и его голосу начинает вторить какая-то космическая музыка. Подходя к Дэну, сидящему за еще одним ноутбуком у пульта, отмечаю, что ребята и вправду классно подготовились технически.
— Что это? Пинк Флойд? — чтобы развеять охватившее меня смущение, спрашиваю самым нейтральным тоном. Дэн в любом случае в курсе насчёт Эмельки, и я не знаю, каким на самом деле получился ее разговор с Артуром. Так что он вполне может затаить обиду на меня, за то, что вмешиваю его девушку в свои разборки и дела.
— Боуи, — непривычно кратко отвечает Дэн и выводит полозок пульта чуть повыше — Зигги Стардаст. Или как там его. Вся эта инопланетянская тема, короче.
— Ухты, — не могу сдержать улыбку я. — Новое поколение знает Зигги Стардаста?