Никогда_не...

— Я тебе пальцы вправил, — принимая от возникшего тут как тут Дениса то, что просил, обьясняет Артур, пригибая голову и начиная какие-то манипуляции, которых я не могу видеть. В отличие от него, если я пригну голову, мой мозг расплавится от боли и вытечет наружу через глаза. Вернее, через один глаз. Второй у меня окончательно заплыл.

— Вроде перелома нет… Не знаю… хотя с мизинцем я не уверен, — он продолжает что-то делать с моей рукой — то ли приматывать пальцы к пальцам, то ли к бинту.

— Ты что делаешь?

— Надо зафиксировать… Тогда быстрее активность восстановится.

— Какая активность?

— Двигательная.

Он знает, что делает, он же теннисист — думаю я, чтобы отвлечься. А вот если бы занимался боксом, смог бы заодно определить, есть ли у меня сотрясение.

Не выдержав глупой иронии этой мысли и в целом ситуации, я снова начинаю давиться внутренним смехом, чем привлекаю внимание Артура.

— Что такое? Тебе хуже?

— Да нет… Куда уже хуже, — тут я начинаю смеяться в голос. Пусть это больно — я не могу молчать, не могу сдерживаться. Слишком все происходящее вокруг меня схематично-деревянно. Может, у нас обоих еще шок не прошёл?

А я хочу чувствовать, пусть даже боль. Меня пугает странное спокойствие Артура, то, как он реагирует — механически, собранно, почти безэмоционально. Ведь он не такой. Совсем не такой.

Зачем он закрывается? Он злится на меня? Конечно, я же все сделала не так, как договаривались… А он предупреждал с самых первых встреч — в городе может быть опасно. Но я не слушала и не верила ему, считая, что он просто сгущает краски. И вот — Артур оказался прав, а я…

Сама не замечаю, как от смеха перехожу к слезам — оцепенение и шок отпускают, как только я прекратила себя сдерживать, и теперь я реву, уткнувшись Артуру в плечо, а он придерживает меня, легко и аккуратно, чтобы не прикасаться слишком сильно. Он тоже бывал в таких переделках и хорошо знает, как может быть болезненно любое прикосновение.

— Прости, — невнятно бормочу я — от слез начинает снова болеть голова, только не острыми вспышками, как от потряхиваний, а муторно и глухо, и говорить не очень-то и хочется. Но надо. Я должна сказать так, чтобы он меня услышал и не винил себя ни в чем. — Я всё не так сделала. Вообще… всё…

— Ты что… Полина… За что «прости»? Не выдумывай, — он успокаивает меня убаюкивающим голосом, и из него уходит та звенящая напряжённость, тот автоматизм, которые испугали меня с самого начала.

— Я не выдумываю. Я была неправа. Ты предупреждал. С самого первого дня предупреждал. А я не слушала и выделывалась. И вот… довыделывалась… — делаю лёгкое движение, чтобы он меня отпустил и показываю одним глазом на пачку салфеток. Артур тут же подаёт мне одну, и я пытаюсь взять ее другой, не перемотанной рукой, но он сам вытирает мне слёзы, еле-еле прикасаясь к лицу.

— Ты ни в чем не виновата.

— Нет. Виновата.

— Ты ни в чем не виновата! — громко и со злостью прерывает меня он и, приподнимаясь, отходит к противоположной стене, на ходу резко отбрасывая салфетку.

— Даже если бы ты что-то и сделала… Даже если бы ошиблась. Как бы кто ни облажался… Такого не должно быть!

— Конечно, не должно, — невесело подтверждает вновь возникший Денис, дипломатично сбежавший в подсобку, чтоб я могла порыдать. Сейчас он вернулся вместе с Эмелькой, придерживая ее за руку — она все еще несмело мнётся и с опаской выгадывает из-за его плеча. — Но ты сам знаешь, Артуро, как оно у нас. Есть законы на бумажке, а есть наши, человеческие. И как люди решат, так и будет.

— Да ты что? Значит, как люди решат?! — саркастически обрывает его Артур, продолжая ходить из угла в угол. — Предлагаешь закрыть на всё глаза, только потому, что так принято? Кем принято, Дэн? И для кого? Ты сам… Тебя устраивает такой порядок?

— Да, бля, всегда мечтал, чтоб у меня тут погромы среди белого дня устраивали! Считай, всю жизнь к этому шёл! — в тон ему отвечает Денис и тянется за сигаретами — он тоже нервничает и хочет закурить в общем зале, но вдруг вспоминает, что мне сейчас может быть плохо от дыма. — Можно? — спрашивает он.

— Да, — если бы я могла, то кивнула бы, но приходится обойтись без этого.

— Нет, — категорически возражает Артур, и Дэн, застыв в растерянности, молча переводит взгляд то на меня, то на него, и решает послушаться старого друга, от греха подальше

— Уроды… — Артур говорит как будто сам с собой, не прекращая механического движения от одной стены к другой. — Все — уроды… Все друг друга покрывают… Тут даже побои никто не снимет. Ты сам говорил — в парке полно ментов было?

— Да парочка из них прям рядом — и нифига. Как это у них на ментовском называется — молчаливое соглашение, типа того? Не, ну в участке вас примут, может даже показания возьмут, протоколы там, все дела, — резонно рассуждает Денис. — Но мы с тобой не малолетки, Артуро, знаем, что с такими делами бывает. Закроют как пить дать. За неимением доказательств. Никто ж ничего не подтвердит, там круговая порука.

— А ты? Ты подтвердишь? — останавливаясь, Артур сверлит его таким взглядом в упор, что Денис на секунду даже теряется.