Никогда_не...

Ага, без одежды — думаю, но не говорю я. Всё-таки, обсуждать голые фотографии своего ближайшего родственника не очень приятно, даже если ты его не осуждаешь. А если ты ревнивая мать, которая не хочет и не может его отпустить… Или сестра, для которой брат — вечный источник проблем, а тут преподнес еще одну, совсем ни в какие рамки не вписывающуюся. Не завидую я, ох не завидую Эмельке, которой пришлось выслушать, как Никишины переживали свалившуюся на них правду.

— Так, теть Поль, щас только не шевелись, я постараюсь бинт наложить… Не шевелись! Болит, я знаю, но это повязка, она нужна… Вот так… Тихо-тихо, — снова успокаивающе шепчет она мне и даже смешно дует на повязку, как будто это способно уменьшить боль под ней. — И я вот знаешь, это всё слушала… И так неприятно… прям противно стало. Вы, конечно, с дядей начудили — совсем, что ли, чокнулись, такое устраивать… Забыли, где живете? Ладно ты — ты ж у нас почти иностранка. А он? Как мозги отшибло, дурак дураком… Вот мама с бабушкой и сцепились — ба говорила, что ты дяде поделала что-то, приворот сильный навела. А мама — что он сам по себе от рук отбился, что вы оба — два сапога пара, и проклинала вас на чем свет стоит. И бабушка проклинала. Я даже не знала, что они такие вещи могут говорить. И когда бабушка уже на вокзал ушла, спросила маму — а зачем так злиться? Нет, понятно, что мы все в шоке, никто не ожидал. Но я-то уже знала… И не сказать, чтоб сильно одобряла вас, ну, ты знаешь. Но чтоб так оскорблять… Такие слова говорить… Некрасиво это, неправильно. Не по-человечки как-то.

— Только не говори, что ты это матери сказала, — я слишком хорошо зная Наташку, чтобы даже без уточнений Эмельки понять — всего лишь один вопрос, недостаточно агрессивная поддержка в желании расправиться воспринимается ею как выпад против, как переход на строну «врага». И под горячу руку она способна вылить всю злость на голову того, кто просто мало негодовал рядом с ней.

Так оно и вышло, и слова Эмельки только подтверждают это:

— И она как разоралась на меня, теть Поля… Это какой-то ужас был, я ее никогда такой не видела. Чуть не отлупила, только Злата с Радмилкой защитили. А она и им всыпала по первое число, заперла нас всех в комнате, и говорит — сидите тут, распоясались! Ни с кем из вас, нельзя по-человечески, всех под замок посажу, и только что не так — ремня дам. Еще прадед, говорит, из хутора приедет, всем мало не покажется. Ну, мы посидели немного, а потом… Есть же хочется. Обедать было пора, и мне к Денису бежать. У него тут после первого Крискиного поста такое творилось… Люди пришли требовать ответа за то, что он организовал, окна вот побили, чуть бардак внутри не устроили. Пришлось хозяину звонить, серьёзных людей подключать… Дядь Коля наш, который самый главный самогонщик, за Деню вписался, своих мужиков охранять кафе поставил. А хозяин злой, говорит, выгонит Дениса, как вернётся, так что у нас, теть Поль, тоже — такие неприятности… Но дядь Коля и его братва пообещали вступиться за Дениса, так что, может, и не выгонят… Может, обойдётся все. Как я могла его в таком положении оставить и дома сидеть? Вот скажи, ты б смогла?

— Нет, Эмелька. Не смогла бы.

— Вот и я не смогла… Тебе водички дать еще? Держи, а то что-то тебя опять трясёт и такая бледная… Теть Поль, тут у тебя с рукой…. Короче фигня какая-то, я не знаю… Я Дениса позову, пусть скажет, что делать… Я уже все рассказала почти, вот… давай стакан тебе подержу и позовём их… Пусть ещё таблетку принесут, а то тебе так больно, наверное, ты еле терпишь и держишься.

Говорить ей о том, что меня еще не отпустил аффект и действие болеутоляющего здесь ни при чем, я не хочу. Пусть думает, что я в большем порядке и почти пришла в себя.

— И я, значит, собралась по-тихому из дома уйти, ну, сбегать к Денису на часок хотя бы. А потом сразу домой. А мама меня на кухне подсекла, как раз, когда я телефон искала — она и мобилку у меня забрала, и у девочек тоже. Я думала, она меня прибьёт, теть Поль. Вот как тебя — думаешь, мне принято на это смотреть и понимать, что это моя мама наделала… Она же добрая у меня, хорошая. А тут… Как подменили, и я ее боюсь. Особенно, когда узнала, что я про вас с дядей все знала и не сказала им.

— О как… — несмотря на то, что ее рассказ становится все более напряжённым, чувствую, как меня начинает клонить в сон. — Как так вышло?

— Я проболталась, — виновато шепчет Эмелька. — Хотела уговорить ее, что ничего страшного, чтоб она не накручивала себя. Говорю, я тоже, когда узнала, была в шоке. А потом с дядей поговорила — он ни за что от своего не отступится, не ругайтесь с ним, говорю. Сами ж знаете, какой он упрямый. Как бы чего не вышло, чтоб всем плохо потом не было. А она послушала меня, мама… И как началось… Капец полный был, в общем… Тогда она меня из дома и начала выгонять. Ах, говорит, ты знала и не сказала. Ты с ними заодно, против семьи? И сейчас натихаря собираешься бежать, ябедничать на нас? Так собирайся и улепётывала, раз такая умная, говорит. Чтоб я тебя не видела, не дочка ты мне больше.