Никогда_не...

Он делает ещё одно резкое движение рукой, но я угадываю это и спрыгиваю с капота, отбегая на несколько шагов и протягиваю остаток плитки ему. Но за секунду до того, как он почти схватил ее, кладу себе на язык и зажимаю зубами.

— М-м? — мычу я, отходя ещё на пару шагов и стараясь не выронить подтаявшую плитку. — Хочешь — жабери…

Вообще — то, я хочу сказать «хочешь — забери», но с шоколадом во рту получается вот такая абракадабра. Но по изменившемуся лицу Артура вижу — он прекрасно все понимает.

Я не делаю и шагу назад, просто стою и смотрю, как он подходит и становится рядом, глядя на меня сверху вниз. Секунды ожидания такие длинные и тягучие — как этот шоколад, который еще немного и растечется у меня по подбородку. Чувствую ладони Артура у себя на щеках — он берет мое лицо в свои руки аккуратно, как будто я сделана из фарфора, а ему предстоит попробовать и выпить какой-то новый напиток. И, прежде чем он прикоснется ко мне губами, делаю резкое движение вбок и назад, выскакивая из его очень нежных, легких объятий. Чертов коньяк, что же ты делаешь, куда меня несёт?

— Полина! — в его голосе я слышу настоящее злое веселье, какое бывает, когда я начинаю применять мухлёж и грязные приёмчики.

Не до конца понимая, что делаю, поворачиваюсь к нему и демонстративно разжёвываю последнюю плитку, ещё и облизываюсь, специально оставляя следы на лице — и его прорывает. Он хватает меня в охапку, уже не заботясь о том, чтобы не разбить, как хрупкий фарфор или хрусталь, и я чувствую его губы на своих губах — горячие, сладко-горькие, измазанные шоколадом, как и мои — ему всё-таки немного досталось. Он целует меня с таким азартом и увлеченностью, как будто я — то самое лакомство, которое он прозевал и свой коньяк он закусывает мной. Языком он резко раскрывает мои губы и проходится им по зубам, настойчиво отбирая своё, снимая остатки шоколада, будто с фольги — последние, самые вкусные — и я с трудом сдерживаю ликование.

Артур разозлён, по-настоящему раззадорен, и это чувство дарит ему свободу — как тогда, на корте, когда после аккуратной разминки в его действиях прорезалась настоящая агрессия, которую он скрывал за техничной игрой.

Теперь можно все, абсолютно все — и ему, и мне. Можно жадно изучать его руками, выдергивая футболку из-за пояса джинсов и пропуская ладони под материю, с трудом сдерживаясь от желания не просто попробовать его кожу, а погрузиться, проникнуть сквозь, чтобы почувствовать его изнутри — его вены, его кровь, упругость мышц, напрягающихся на спине и руках, когда он вжимает меня в себя с порывистой силой — как будто пробует на крепость. Что ж, я принимаю вызов, я все вынесу — не вскрикну, когда, войдя ещё больший азарт, он прикусывает мне губу, а потом и шею, когда второй рукой сжимает бедро под платьем так, как будто пальцы свело судорогой, и если он сможет оторвать свою руку, то только с куском моей кожи. Завтра там будут синяки и царапины, но это уже завтра. Что будет завтра — неважно. Даже если завтра и не настанет совсем, меня это мало волнует сейчас.

Пропуская вторую руку мне под платье, он приподнимает меня и легко сажает себе на бёдра — я, вцепившись в его плечи с удивлением понимаю, что футболку с него давно сняла, и что прикасаюсь к его груди своей грудью чрез расстёгнутый верх платья. Когда, когда это все успело произойти? Не могу сдержать довольный смех, который вырывается из горла вместе с непроизвольным стоном, который он тут же ловит и перекрывает новым поцелуем. Мы так старательно ходили вокруг да около, дразнясь и растягивая минуты, что переход от первого поцелуя к первому сексу будет не то чтобы стремительным. Его вообще не будет. Мы уже занимаемся сексом — пусть даже не успев до конца раздеться. Это желание пройти насквозь, пробиться друг в друга — оно накрыло и меня, и его с самой первой секунды, как только игра закончилась и все стало слишком по-настоящему.

Зарываясь пальцами в его волосы, шепчу ему на ухо что-то, чего сама не до конца понимаю, и ощущаю спиной прохладный металл — Артур опускает меня на капот машины, по прежнему слегка скользящий — но он рядом и он меня удержит. Приподнимаясь, хватаю его за плечи и поваливаю на себя — и тепло его тела, накрывающего сверху, перекрывает неприятное ощущение холодка в спине. Мое платье съехало уже черте куда, и болтается где-то на поясе, измятое и какое-то замученное. Жаль, хорошее было платье. Но — черт с ним, как и со всем остальным, и со вчерашним и завтрашним днём. Есть только здесь и сейчас.