Никогда_не...

Чувствую тянущее, отдающее истомой ощущение в груди — это его руки, его губы, — и вниз со сладкой пульсацией расходятся жаркие волны. Нет, нет, нельзя так целовать, я же не доживу даже до конца этой минуты, этой секунды. Но доживаю — в следующий момент раздаётся шлёпок по моему плечу, и мои глаза расширяются. Удивление — слишком земное чувство, для того, что я испытываю. Я хочу и дальше ничего не понимать, не видеть и не слышать, растворяясь в ощущениях — но внезапно лоб вспыхивает колючей острой маленькой болью, досадной и отвлекающей. Следующий шлепок приходится как раз по нему — ладонь Артура, которая должна быть сейчас где-угодно — у меня под юбкой, на груди, на бёдрах, только не на лбу — припечатывает прямо между моих глаз… комара. Маленькую мерзкую мошку, решившую поживиться моей бурлящей кровью вопреки всем нашим страстям.

— А-а-а, ну как так! — не могу сдержать смех я, при этом едва не плача от досады. Обратная сторона романтики и жарких летних ночей под открытым небом — комары, муравьи и, самое страшное — клещи.

Но нам не страшно, а смешно, мы ухохатываемся в два голоса, продолжая при этом прихлопывать друг на друге вездесущих москитов, которые как-то слишком резко оживились, решив нами отужинать. Я обнимаю Артура за плечи — и он ссаживает меня вниз, быстро, легко, в то время как я сбиваю очередной трупик комара с его руки.

— Я так не согласна… Не хочу, чтобы кто-то еще трогал тебя кроме меня… даже комары, — говорю я и вижу его улыбку в свете фонаря, который по прежнему не заслоняет нам звезды, но только привлекает мелких кровопийц.

— Давай внутрь, — придерживая меня одной рукой, второй он открывает дверцы машины. Дополнительного приглашения мне не надо — быстро заскакиваю и приземляюсь на своё сиденье, рядом с водительским.

— Тут должно быть лучше, — Артур садится рядом и слегка опускает стекло вниз, чтобы не было слишком душно и в то же время не налетели зловредные насекомые. — Главное — не включать свет.

Слишком много разговоров, слишком много. Сейчас не до них. Я протягиваю руку вниз — где-то там должно быть колесико или рычажок, который опускает спинку, и сдуру давлю слишком сильно. Спинка переднего сиденья падает на заднее с грохотом, Артур не успевает сообразить, что происходит — и мы меняемся местами. Теперь я сверху, я хозяйка положения, я смотрю на него, чувствую его, продолжаю целовать до частого, с хрипом дыхания, до его пальцев, сжимающих мои волосы, до следов моих рук на его теле — мне тяжело сдерживаться, быть осторожной и неторопливой, я хочу разобрать его по кусочкам — так и было бы, если бы я все время не натыкалась то на потолок кабины, то на руль, то на приспущенное стекло — еще один случайный удар, и я боюсь, как бы не выбила его. Места катастрофически мало, но это не смущает ни меня, ни его. Он только пытается сгладить удары, придерживая мою голову ладонями, а потом и вовсе переворачивается, одним махом, — как только у него так быстро выходит в такой тесноте, — и снова укладывает меня на лопатки.

— Осторожнее, Полина…. Осторожнее, — горячее дыхание его шепота буквально сводит меня с ума, еще немного — и я начну плавиться, гореть изнутри.

Пальцы, гремя железной застежкой, выдёргивают ремень из его джинсов, параллельно ощупывают и ныряют в его задние карманы. Где? Где оно? То, о чем я говорила еще там, на улице, какой бы улетевшей ни была — но это прошито у меня на подкорке, страх нежелательной беременности присутствует даже там, где здравый смысл давно отъехал. Где защита, где она, черт бы ее побрал?

— Где! — выкрикиваю я, стараясь извернуться, дотянуться рукой к бардачку и вычислить, где же он держит эти отвлекающие, но такие необходимые презервативы — надеюсь, их окажется достаточно и с запасом.

— Что — где? — спрашивает он, и мне тяжело удержаться, чтобы не застонать и не забыть обо всем, даже о самом необходимом. Он такой классный, такой красивый в этот момент — волосы встрепаны, взгляд слегка расфокусирован — и коньяк здесь ни при чем, выпил он совсем немного. Его умение чувствовать, быть здесь и сейчас, жить мгновением и моментом — совершенно искренне и с полной самоотдачей — это то, что меня цепляет в нем до полной потери контроля.

Но — нельзя, нельзя, Полина! Даже самые лучшие минуты жизни не стоят того, чтобы на утро трястись от страха, бегая по врачам, и живя как на пороховой бочке, полагаясь на судьбу — пронесло, не пронесло? Так рисковать и играть в такую игру я не готова.

— Где защита? Где… э-э… — пытаюсь облечь свою мысль в изящную форму, чтобы не быть слишком грубой. — Где контрацепция? — внезапно чувствую себя аптекарем или ведущей образовательной программы о половом воспитании. — Презервативы где!

И по его лицу и расширившимся в удивлении глазам понимаю — их нет.

— Ка-ак?! — разочарование в моем голосе сравнимо с тем, которое испытывает человек, развернувший самый волнующий подарок в своей жизни и обнаруживший там пустоту. — Как нет?