Никогде

Варни кивнул, если можно, конечно, кивнуть не шелохнувшись. Да, он знал, кто такие Круп и Вандемар.

Он незаметно оглядел стены. Вот он, моргенштерн — деревянный шар на цепи, утыканный гвоздями. В самом дальнем конце туннеля.

— Мы тут узнали, что одна известная юная особа собирается сегодня выбрать себе телохранителя. Как ты насчет того, чтобы получить такую работу? — Мистер Круп поковырял в своих гнилых зубах. — Говори прямо.

Усилием мысли Варни снял с крюка моргенштерн. Это был его коронный номер. Теперь осторожно… не торопясь… Он поднял его под самый потолок… А мистеру Крупу сказал:

— Варни — лучший наемник и телохранитель во всем Нижнем мире. Говорят, лучше меня была только Охотница.

Варни придвинул моргенштерн ближе к мистеру Крупу и остановил чуть позади его головы. Он проломит череп Крупу, а потом займется Вандемаром.

Шипастый шар просвистел в воздухе, Варни бросился на землю, избавившись наконец от ножа у виска. Мистер Круп даже не поглядел в сторону орудия. Он просто нереально быстро повернул голову. Моргенштерн пронесся мимо и рухнул на пол, взметнув осколки кирпича и бетона. Мистер Вандемар одной рукой поднял с пола Варни.

— Убить его? — спросил он у напарника.

Мистер Круп покачал головой: не сейчас — и сказал Варни:

— Недурно, недурно. Итак, «лучший наемник и телохранитель», мы хотим, чтобы ты сегодня отправился на рынок. И сделал все, что потребуется, чтобы стать личным телохранителем небезызвестной юной особы. А когда ты им станешь — помни: охраняешь ее от всех, кого хочешь, но когда она понадобится нам, ты ее отдашь. Понял?

Варни провел языком по обломкам зубов.

— Хотите меня подкупить?

Мистер Вандемар поднял моргенштерн и принялся не спеша разбирать цепь. Разогнутые звенья одно за другим падали на пол.

Бряк.

— Нет, — сказал мистер Вандемар. Бряк. — Мы хотим тебя запугать. — Бряк. — И если ты не сделаешь так, как сказал мистер Круп… — Бряк. — Мы будем тебя жестоко мучить… — Бряк … — очень долго… — Бряк. — А потом еще более жестоко убьем.

— Ясно. Значит, мне придется согласиться, так?

— Конечно, — сказал мистер Круп. — Только, увы, никакой компенсации за труд не предполагается.

— Ничего, переживу.

— Отлично. Поздравляем с новой работой.

* * *

Это был великолепный механизм внушительных размеров из полированного дерева — ореха и дуба, — меди, латуни, стекла и резной слоновой кости. Тут были зеркала и кварцевые призмы, медные шестеренки и пружины. Весь прибор был больше, чем широкоэкранный телевизор, хотя сам экран — всего шесть дюймов. Перед экраном располагалось увеличительное стекло. Сбоку приделан латунный рожок, вроде слухового, или раструба старинного граммофона. Все вместе напоминало телевизор и видеомагнитофон, какими они могли бы быть, если бы их изобрел триста лет назад Исаак Ньютон. Впрочем, так оно и было.

— Смотрите, — сказала Дверь и положила деревянный шар на подставку. На самом аппарате и на шаре зажглись огоньки, шар начал вращаться.

На крошечном экране вспыхнуло яркое цветное изображение — и появилось аристократическое лицо лорда Портико. Словно из глубины времен послышался голос, который изредка прерывало потрескивание.

— …что эти два мира так близки и в то же время так далеки друг от друга, — говорил он. — Там наверху — хозяева жизни, а здесь, внизу, — мы, те, кто из нее выпал.

Дверь с каменным лицом смотрела на экран.

— …Однако, — продолжал ее отец, — я совершенно уверен, что именно наша разобщенность разъедает Нижний мир. Система ленов глупа и бессмысленна.

Лорд Портико был в потертом сером смокинге и шапочке вроде кардинальской. Трудно было поверить, что запись сделана несколько недель назад. Казалось, его голос летит через столетия.

Лорд кашлянул.

— И не я один так считаю. Есть те, кто хочет сохранить статус-кво. Есть такие, кто хочет углубить разобщенность, но есть и другие, которые…

— Нельзя ли все это пропустить? — спросил маркиз. — Можешь найти последнюю запись?

Дверь кивнула. Нажала на рычажок из слоновой кости, и картинка расплылась, смазалась, а когда снова стала четкой, лорд Портико был уже без шапочки и не в смокинге, а в длинном плаще. На голове у него кровоточила рана. Теперь он не сидел, вальяжно развалившись в кресле, а склонился к прибору и говорил торопливо, почти шепотом:

— Не знаю, кто найдет мой дневник, не знаю, кто увидит эту запись. Но, кто бы ты ни был, пожалуйста, передай ее моей дочери Двери, если она выживет… — Послышался треск, изображение на секунду пропало. — Дверь, девочка моя, все очень плохо. Не знаю, сколько у меня времени. Они скоро и до этой комнаты доберутся. Кажется, мою Порцию и твоих брата и сестру — всех убили, — звук стал нечетким, картинка дрожала.

Маркиз бросил взгляд на Дверь. По ее лицу текли слезы, но она словно не замечала, что плачет, не пыталась смахнуть их, а только неотрывно смотрела на своего отца и внимательно вслушивалась в его слова.

Тррр. Щелк. Хррр.