Никогде

— Это невозможно. Либо один мир, либо другой. Нельзя быть разом и здесь, и там.

* * *

— Простите, я не хотела, — нерешительно проговорила Дверь. Глаза у нее покраснели, и вообще казалось, что она только что отчаянно сморкалась и с остервенением вытирала слезы с глаз и щек.

Маркиз, развлекавшийся тем временем игрой в бабки с помощью монеток и костей, которые таскал в одном из многочисленных карманов своего плаща, поднял голову и холодно на нее посмотрел:

— Да ну?

Она закусила губу.

— Нет. На самом деле мне действительно было это нужно. Потому что я все время убегала и пряталась, так что… у меня даже не было времени, чтобы… — Она не договорила.

Маркиз собрал кости и монетки, убрал их в карман.

— Прошу, — проговорил он и подошел вслед за ней к увешенной картинами стене. Она положила руку на ту, где был изображен кабинет отца, а другую вложила в темную ладонь маркиза.

…Все вокруг расплылось…

* * *

Они поливали цветы в оранжерее. Сначала Порция поливала растение, направляя струю воды под корень и стараясь не забрызгать листья и цветы.

— Поливаем туфельки, а не одежку, — объясняла она младшей дочке.

У Ингресс была своя крошечная леечка, и она этим очень гордилась. Ярко-зеленая железная леечка — точно такая же, как у мамы, только маленькая. Из этой леечки девочка поливала цветок следом за Порцией.

— Поливаем туфельки, — повторила она и рассмеялась — звонким смехом маленькой девочки.

И мама тоже рассмеялась. Она смеялась, пока подлый мистер Круп, резко запрокинув голову и дернув за волосы, не перерезал ей горло от уха до уха.

* * *

— Здравствуй, папа, — тихо сказала Дверь.

Она коснулась бюста отца, провела пальцами по его щеке. У него было худое аскетичное лицо и большая лысина. «Цезарь в роли Просперо», — подумал маркиз Карабас. Его немного подташнивало. Последнее видение оказалось на редкость неприятным. Однако… он в кабинете лорда Портико, и это сейчас важнее всего.

Маркиз огляделся, внимательно рассматривая все, что было в кабинете: чучело крокодила, подвешенное под потолком, книги в кожаных переплетах, астролябия, вогнутые и выпуклые зеркала, старинные измерительные приборы, на стенах — карты стран и городов, о которых маркиз никогда не слышал, стол, заваленный письмами, написанными от руки. На белой стене у стола — ржаво-красные пятна. На столе рамка с портретом всей семьи. Маркиз поглядел на портрет и задумчиво проговорил:

— Мать и отец, сестра и брат — все мертвы. Как тебе удалось выжить?

Дверь убрала руку с бюста отца.

— Просто повезло. Меня не было здесь несколько дней… А вы знали, что на реке Килберн до сих пор стоят римские легионеры?

Маркиз не знал, и ему это было неприятно.

— Гм… и много их там?

Она пожала плечами.

— Несколько десятков. Это дезертиры из девятнадцатого легиона, кажется. Я не очень хорошо знаю латынь. В общем, когда я вернулась… — Она не договорила. Ее опаловые глаза снова наполнились слезами.

— Возьми себя в руки, — бросил маркиз. — Нам нужен дневник. Мы должны узнать, кто это сделал.

— Но ведь мы и так знаем, — проговорила она, нахмурившись. — Круп и Вандемар…

— Они руки, пальцы. — Он помахал руками у нее перед носом. — А где-то есть голова, которая отдает приказы. Именно голова задумала убить твоих родных и тебя тоже. Кстати, эту парочку не так-то просто нанять. — Маркиз снова огляделся. — Так где дневник?

— Его здесь нет. Я же говорила, что уже искала.

— Странно. А у меня сложилось впечатление, что члены вашего семейства способны открывать двери — как обычные, так и невидимые с первого взгляда.

Она недовольно на него посмотрела, а потом закрыла глаза, надавила пальцами на переносицу и глубоко задумалась. Маркиз между тем продолжал разглядывать стол лорда Портико: чернильница, шахматная фигурка, игральная кость, золотые карманные часы, перья и…

А вот это любопытно…

Небольшая статуэтка — лежащий вепрь, а может, бык, трудно сказать. Размером с крупную шахматную фигуру. Грубо вырезанная из черного обсидиана. Эта статуэтка что-то ему напоминала, но он никак не мог понять, что именно. Он небрежно взял ее со стола, покрутил, сжал в ладони.

Дверь опустила руку. Вид у нее был смущенный и озадаченный.

— В чем дело? — спросил Маркиз.

— Он здесь.

Она медленно прошла по комнате, склоняя голову то вправо, то влево. Маркиз незаметно опустил статуэтку в карман.

Дверь остановилась у высокого шкафа.

— Тут.