Никогде

Они стояли в белоснежном зале. Все стены были увешаны картинами, изображавшими разные комнаты. В зале не было ни одной двери, никакого выхода.

— Любопытный декор, — заметил Маркиз.

— Это центральный зал. Отсюда мы можем попасть в любую комнату. Они все сообщаются между собой.

— А где остальные комнаты?

Она покачала головой.

— Не знаю. Может быть, за несколько миль отсюда. Они разбросаны по всему Нижнему миру.

Маркиз принялся нетерпеливо расхаживать по залу.

— Занятно. Этакий сложносочиненный дом, комнаты со всех уголков Лондона. Оригинально. Знаешь, Дверь, твой дедушка был с фантазией.

— Я его не знала. — Она сглотнула и добавила, скорее сама себе, чем маркизу: — Казалось, здесь мы в безопасности, нам ничто не угрожает. Ведь сюда никто не может попасть, кроме членов нашей семьи.

— Остается надеяться, что дневник твоего отца хоть немного прольет свет на то, что случилось, — проговорил Маркиз. — Где будем искать? — Дверь пожала плечами. — Ты точно знаешь, что он вел дневник?

Девушка кивнула.

— Он уходил в кабинет и блокировал все связи до тех пор, пока не закончит надиктовывать.

— Тогда начнем с кабинета.

— Но там я уже искала. Честное слово. Я все обшарила еще тогда, когда… убирала тело… — Она заплакала, тяжело и надрывно, словно рыдания прорывались из самой глубины души.

— Ну, ну, — маркиз Карабас неловко похлопал ее по плечу. — Ну-ну, — добавил он на всякий случай. Он не очень-то умел утешать.

Глаза Двери были полны слез.

— Вы… можете подождать… минутку? Я скоро приду в себя.

Он кивнул и отошел в другой конец зала, а через некоторое время обернулся. Она все так же стояла, обхватив себя руками, и плакала отчаянно, навзрыд, как маленькая девочка, — крошечная фигурка на фоне белой стены, увешанной картинами.

* * *

Ричард все еще горевал по утраченной сумке.

Но предводитель крыситов был неумолим. Он заявил, что господин Длиннохвост не говорил, что надо вернуть вещи, — только велел отвести Ричарда на рынок, и сообщил Анестезии, что именно она поведет чужака: «Да, это приказ. И хватит хныкать. Собирайся». Еще он предупредил Ричарда, чтобы тот держался от него подальше, и добавил, что тому страшно повезло. А потом, не обращая внимания на просьбы вернуть сумку или хотя бы бумажник, выпроводил Ричарда и Анестезию за дверь и запер ее.

Они тронулись в путь в темноте.

Анестезия несла самодельную лампу: жестяная банка, свеча, проволока и стеклянная бутылка из-под лимонада с широким горлом. Ричард удивился, как быстро его глаза привыкли к полумраку. Они шли через какие-то подвалы и погреба. Иногда ему казалось, что в углах кто-то шевелится — то ли крыса, то ли человек, то ли еще кто. Но каждый раз, когда они добирались до угла, там уже было пусто. Он спросил у Анестезии, что это, но она велела ему помалкивать.

Вдруг он ощутил поток воздуха. Ни слова не говоря, Анестезия опустилась на корточки, поставила на пол лампу и с силой дернула вделанную в стену решетку. Решетка неожиданно подалась, и девушка растянулась на земле. Она махнула Ричарду, и он пролез в дыру в стене. Однако, не продвинувшись и на фут, Ричард почувствовал, что пол обрывается.

— Послушай, — прошептал он, — тут внизу тоже дыра.

— Ничего, падать невысоко.

Она пролезла в дыру, закрыла за собой решетку и оказалась вплотную к Ричарду. Он смутился.

— Держи! — Она протянула ему лампу и соскользнула в темноту. — Ну вот, видишь, совсем не страшно! — Ее голова была на несколько футов ниже его болтающихся ног. — Давай лампу.

Он наклонился и протянул ей самодельную лампу. Девушке пришлось подпрыгнуть, чтобы ее забрать.

— Ну, — прошептала она, — теперь ты.

Ричард осторожно свесился через край, соскользнул вниз и повис на руках. Повисев несколько секунд, он разжал ладони и шлепнулся в мягкую жидкую грязь. Пока он вытирал руки о свитер, Анестезия прошла вперед и открыла еще одну дверь. Ричард поспешил к ней, они выбрались в какой-то туннель, и девушка закрыла за ними дверь.

— Все, теперь можно говорить, — сказала она. — Только не слишком громко. Если хочешь.

— Это хорошо, — обрадовался Ричард и тут же обнаружил, что не знает, о чем ее спросить. — Так, значит, ты крыса?

Девушка тонко захихикала и, как маленькая японка, прикрыла рот ладошкой.

— Не-а. Я была бы счастлива, будь я крысой, но увы… — она покачала головой. — Нет, мы крыситы, мы говорим с крысами.

— Говорите? В смысле, просто болтаете?

— Что ты?! Мы выполняем их поручения. Дело в том, — она понизила голос и заговорила так, будто сообщала нечто совершенно невероятное: — что крысы не все могут. Понимаешь? Потому что у них нет пальцев, нет рук и все такое. Погоди… — Она прижала Ричарда к стене, зажала ему рот грязной ладошкой и задула свечу.

Сначала ничего необычного не происходило.

Потом издалека донеслись голоса. Ричард и Анестезия ждали в темноте. Он дрожал от холода и сырости.

Мимо, негромко переговариваясь, прошли какие-то люди. Когда все стихло, Анестезия убрала ладошку, зажгла свечу, и они отправились дальше.

— Кто это был? — спросил Ричард.

Она пожала плечами.

— Не знаю. Это не важно.