Никогде

— Тогда с чего ты взяла, что лучше не показываться им на глаза?

Она посмотрела на него с грустью, как смотрит мать, пытающаяся объяснить ребенку, что любой огонь жжется. «Да, и этот тоже. Уж поверь мне».

— Идем, — сказала девушка. — Мы можем срезать путь через Верхний Лондон.

Они поднялись по каменным ступеням, и Анестезия открыла дверь. Они вышли на улицу, и дверь мягко за ними закрылась.

Ричард потрясенно огляделся. Они стояли на северном берегу Темзы, на набережной Виктории длиной в несколько миль, которую построили в викторианскую эпоху, скрыв под ней безобразные канализационные стоки и недавно открывшуюся линию метро — «Дистрикт-лайн», — и навсегда устранив грязную приливную полосу, отравлявшую своей вонью Лондон на протяжении предыдущих пятисот лет. Была ночь — все та же или уже следующая, Ричард не знал. В этих темных туннелях он потерял счет времени.

Ночь была безлунной, но в небе сухо поблескивали осенние звезды. Сияли фонари, окна в домах и огни на мостах, отражаясь, как и ночное небо, как и весь город, в темной воде Темзы, и казалось, что эти огоньки тоже звезды, только обреченные сиять на земле. Волшебная страна, подумал Ричард.

Анестезия задула свечу, и Ричард спросил:

— Ты уверена, что нам сюда?

— Конечно.

Перед ними была деревянная скамейка, при виде которой Ричард понял, что больше всего на свете хочет на нее присесть.

— Давай отдохнем немножко, совсем чуть-чуть.

Девушка пожала плечами, и они сели на разных концах скамейки.

— В пятницу, — проговорил Ричард, — я работал в престижной компании, занимался инвестиционным анализом.

— Что такое инивистиционный…

— Инвестиционный анализ? Это моя работа.

Она кивнула, сочтя такое объяснение достаточным.

— Ясно. И что?

— Ничего. Просто вспоминаю, как это было. А вчера… я как будто перестал существовать. Здесь, наверху, никто меня не замечал.

— А ты и правда перестал для них существовать, — сказала Анестезия.

К ним подошла парочка, медленно прогуливавшаяся по набережной. Мужчина и женщина уселись на скамейку прямо между Анестезией и Ричардом и принялись страстно целоваться.

— Простите, — сказал им Ричард. Мужчина запустил руку под свитер своей подруги и принялся там шарить, как одинокий путешественник, открывший неизведанную землю. — Я хочу, чтобы все было как раньше, — сообщил ему Ричард.

— Я люблю тебя, — сказал мужчина.

— А как же твоя жена?.. — проворковала женщина, облизывая ему щеку.

— Хер с ней.

— А я надеялась, что он с тобой, — пьяно захихикала она и стала мять его ширинку.

— Идем, — сказал Ричард. Ему вдруг расхотелось сидеть на скамейке.

Они пошли дальше. Анестезия несколько раз с любопытством оглянулась на парочку, которая постепенно переходила в горизонтальное положение.

Ричард молчал.

— Что-то не так? — спросила девушка.

— Все, — буркнул он. — Ты всегда жила под землей?

— Не-а, я родилась здесь. — Анестезия на секунду умолкла. — Ты что, хочешь узнать, как я оказалась в Нижнем Лондоне? — спросила она, и Ричард с удивлением обнаружил, что ему и в самом деле хотелось бы услышать ее историю.

— Да.

Она повертела кварцевые бусы на шее и сглотнула.

— У меня была мама и еще сестренки-близняшки… — Она вдруг замолчала.

— Продолжай, — подбодрил Ричард. — Мне действительно интересно. Честное слово.

Девушка кивнула. Потом глубоко вдохнула и заговорила, не глядя на него, не поднимая глаз.

— У мамы были я и близняшки, а потом она свихнулась. Однажды я вернулась из школы, а она плакала и кричала, совсем голая. Она все била, тарелки и всякое другое. Но нас она никогда и пальцем не трогала. Никогда. А потом пришла женщина из органов опеки и забрала близняшек, а меня отправили к тетке. Она жила с одним типом. Мне он не нравился. И когда тетки не было дома… — Она снова смолкла и на этот раз молчала так долго, что Ричард уже подумал, ее рассказ на этом окончится. Однако она продолжила: — Ну, в общем, он меня бил. И… всякое делал. В конце концов я сказала тетке, что он меня бьет, а она сказала, что я лгунья и пригрозила вызвать полицию. Но я говорила правду! И тогда я сбежала. В свой день рождения.

Они дошли до Альберт-бридж — излюбленного туристами моста через Темзу, который соединял Баттерси на юге и Челси со стороны набережной Виктории, — волшебного моста, усыпанного тысячами белоснежных огоньков.

— Мне было некуда идти. Стояли холода. — Она ненадолго задумалась. — Я стала жить на улице. Спала днем, когда было потеплее, а ночью бродила, чтобы согреться. Мне было всего одиннадцать. Я воровала хлеб и молоко, которые оставляют покупателям у дверей. Но мне не нравилось воровать, поэтому я стала болтаться у рынков, жевала гнилые яблоки и разные объедки. А потом я сильно заболела. Я жила тогда под мостом в Ноттинг-хилле. Когда пришла в себя, я уже была в Нижнем Лондоне. Это крысы меня нашли.

— Ты никогда не пыталась вернуться сюда? — спросил он, обводя рукой тихие, уютные дома, редкие автомобили и припозднившихся прохожих — реальный мир…

Она покачала головой. Нет, малыш, и этот огонь тоже жжется. Ты сам это поймешь.