Никогде

Старина Бейли достал из кармана шариковый дезодорант, наполовину использованный, и протянул его Данникину. Тот прищурился, лизнул дезодорант и вернул — не пойдет. Старина Бейли убрал дезодорант в карман и снова поглядел на маркиза: босого, без плаща, распухшего в канализационной воде. На серой коже, сморщенной, как чернослив, было множество ран — глубоких и не очень.

Старина Бейли вытащил из кармана флакон, на три четверти заполненный желтой жидкостью, и протянул Данникину, который принялся подозрительно его разглядывать. Жители канализации отлично знали, что такое «Chanel № 5», и с любопытством обступили Данникина. Медленно, с чувством собственного достоинства, он вытащил пробку, уронил одну каплю себе на запястье и принюхался с таким серьезным и важным видом, будто он — знаменитый парижский парфюмер. Покивал, подошел к старине Бейли и обнял его, подтверждая сделку. Старик отвернулся и задержал дыхание.

Потом старина Бейли поднял палец и постарался объяснить жестами, что он уже не молод, а маркиз Карабас — живой или мертвый, неважно, — весит немало. Данникин озадаченно поковырял в носу, а потом махнул рукой, давая понять, что его великодушие, его неразумная и неуместная расточительность когда-нибудь непременно приведут его самого и его людей в богадельню. И велел мальчишке привязать труп к раме детской коляски.

Старина Бейли прикрыл тело маркиза тряпкой и повез его по забитой народом палубе прочь от жителей канализации.

* * *

— Вегетарианский карри, пожалуйста, — сказал Ричард торговке. — Скажите, а вот у вас тут карри с мясом… Что там за мясо? — Женщина ответила. — О-о! — протянул Ричард. — Понятно. Тогда два вегетарианских.

Вдруг у него за спиной послышался глубокий чувственный голос:

— Давно не виделись.

Он обернулся. Это была бледная девушка с фиалковыми глазами в черном бархатном платье — та самая, которая встретилась им в известняковых туннелях.

Ричард улыбнулся.

— Привет… Ой, и пападам, пожалуйста, — сказал он торговке. — За карри пришла?

Она подняла на него свои фиалковые глаза и проговорила, подражая Беле Лугоши[49]:

— Я не ем… карри, — и залилась звонким, радостным смехом.

Ричард вдруг подумал, что уже очень давно ни одна девушка не пыталась его развеселить.

— Э-э… Ричард. Ричард Мэхью, — представился он и протянул руку. Она легонько ее пожала. Ричард отметил, что пальцы у нее ледяные. Впрочем, кто не замерзнет осенней ночью на палубе крейсера, продуваемой сырым ветром Темзы?

— Ламия, — сказала девушка. — Я из детей ночи.

— А-а… И много вас?

— Не очень.

Ричард забрал коробочки с карри.

— И чем ты занимаешься? — поинтересовался он.

— Когда не ищу себе пропитание, — с улыбкой проговорила она, — предлагаю услуги проводника. Я знаю все уголки Нижнего Лондона.

Вдруг за спиной Ламии выросла Охотница, хотя Ричард готов был поклясться, что она только что стояла у дальнего конца прилавка.

— Он тебе не достанется, — прошипела Охотница.

— Это мне решать, — с милой улыбкой ответила Ламия.

— Охотница, познакомься, — сказал Ричард, — это Ламия. Она из ночных детей.

— Детей ночи, — поправила девушка.

— Она проводник.

— Я отведу тебя, куда хочешь.

Охотница забрала у Ричарда пакет с карри в картонных коробочках.

— Нам пора, — сказала она.

— Погоди, — остановил ее Ричард. — Если мы хотим попасть к сама-знаешь-кому, нам понадобится помощь.

Охотница промолчала и выразительно посмотрела на Ричарда. Еще вчера такого взгляда было бы достаточно — он бы не осмелился возражать. Но то вчера.

— Давай спросим Дверь, — сказал он. — Маркиза не видать?

— Нет.

* * *

Старина Бейли стащил по трапу труп, привязанный к раме коляски и похожий на безобразное чучело Гая Фокса из тех, какие до недавнего времени дети таскали в начале ноября по всему Лондону, показывая прохожим, прежде чем сжечь пятого числа в День Гая Фокса. Бейли, чертыхаясь, проволок труп через Тауэрский мост, а потом вверх по склону, мимо Тауэра. Затем он направился на запад в сторону метро «Тауэр-хилл». И наконец остановился, немного не дойдя до входа на станцию, у широкой стены из серого камня. «Сойдет, — решил старина Бейли. — Хотя на крыше было бы лучше».

Это был один из немногих фрагментов лондонской стены, сохранившийся до наших дней. По легенде, стену вокруг Лондона приказал построить римский император Константин Великий в третьем веке нашей эры. Сделал он это по просьбе своей матери Елены, которая была родом из Лондона и всю жизнь чувствовала себя униженной, когда наместники провинций хвастали стенами своих родных городов и, как бы между прочим, интересовались, высоки ли стены ее родного города. В конце концов стена тридцати футов высотой и восьми футов шириной опоясала весь Лондон (в ту пору совсем небольшой городок), не оставляя повода для насмешек.