Николь. Душа для Демона

Даже пару раз ночью просыпалась на мгновение от этой картины, как у невидимой черты стоят дрожащие от ярости разные неведомые твари, скалятся, рычат… И как слюна с клыков на землю падает и шипит. Вот от этого шипящего звука и просыпалась. В свете настоящих звезд понимала, что всего лишь видела сон. Не может же шипеть слюна на ледяной земле. Ведь не может?

Эйдан вернулся минут через двадцать, несколько озадаченный.

– Тихо. Чисто. Никого нет.

Я незаметно перевела дух.

Шрам, вынырнувший из молочной пелены вслед за Эйданом, мысленно передал мне отчетливую эмоцию покоя.

Тахир кивнул, рукой показал Талисе – мол, идем, и подхватил меня на руки.

***

Тахир крепко прижимал к себе Николь и уверенно шел сквозь туман, наполненный влажными шорохами. Густая пелена рвалась под его твердыми шагами и раздраженно закручивалась позади сизыми щупальцами.

Рассеянный свет солнца, едва проникающий сквозь плотную завесу, тихонько ощупывал осунувшееся лицо Николь, бесхитростно высвечивая синяки под глазами и морщину, залегшую между бровей. От ее рваного дыхания, сплетающегося с влажной тишиной, хотелось что есть мочи заорать раненным зверем, чтобы выпустить хоть немного боли, тянущей сердце.

Тахир теперь точно знал, что безумие края там, за удушливым Туманом, ничто по сравнению с собственным адом, сжигающим его изнутри. Столько лет держать мир на расстоянии, избегая ран, и в итоге распахнуть сердце той, которая, сама того не ведая, порвала его в клочья.

Тахир не сомневался: будь у него еще хоть пара месяцев в безопасности северного дома, и обнаженная во всех смыслах, глядящая с доверием и жаждой Николь оказалась бы под ним не из страха перед будущим, а во имя этого будущего.

Но если кого и винить, то только себя. Он так не хотел ее торопить, ждал, когда она расцветет, встанет на ноги, обретет опору. Николь в итоге открылась ему до самого конца, до обжигающей глубины души, а Тахир так и не сказал ей правильные слова. Потому что не смог.

А теперь поздно вываливать на нее свою любовь. Она на грани, это видно невооруженным глазом. Много болтает, да все не о том. Сколько раз за эти дни у него мелькала злая мысль, что нужно перекинуть эту маленькую женщину через плечо, схватить поудобнее да утащить из проклятого богами края. Или хотя бы притиснуть ее бедрами к земле так, чтобы и двинуться не смогла, да заставить говорить. Не о чертовых джамалиях, не об Одасо, а о ней самой.

Что там такого страшного было в ее будущем, если она с таким шальным безумием отказывается от него во всех временах? Что чувствует, когда то доверчиво тянется к Тахиру, то отталкивает, закрывается?

Да нет времени. В этой гонке по Белым землям и вовсе нет ничего взрослого, взвешенного, но разве есть выбор?

Кетаста. Так должно быть. Тахир чуть не зарычал от бессильной ярости. А ведь шанс, что Николь в итоге будет с ним чудовищно, до потемнения в глазах мал, даже зацепиться не за что. Инстинкты требовали уйти, чтобы сохранить хоть немного гордости в измученной душе.

Вот только Тахир уже пробовал сопротивляться натиску судьбы, пробовал противостоять ненавистной кетасте.

Плотная пелена испарений закончилась, и мужчина, сделав несколько шагов вперед, уселся на валун, не выпуская Николь из рук. В угрюмом оцепенении вглядывался в горизонт и упрямо пытался не видеть в происходящем личное наказание богов.

Вскоре Николь пошевелилась и открыла глаза. В них плескался страх, который она не успела спрятать. Тахир невольно сжал зубы. Понимает ли эта маленькая хрупкая женщина, что просто уничтожает его? Пусть она не просила идти с ней, разве была у него иная дорога?

– Я в тебя верю, – произнес он совсем не то, что хотел. И мысленно провел ладонью по ее бледной щеке. Николь выдохнула в ответ.

– Мне страшно.

Тахир усмехнулся. Похоже, она еще под дурманом испарений, раз осмелилась заглянуть в себя, а не в чужие воспоминания и знания. Знала бы она, как это дико смотрится, когда не успевшая повзрослеть женщина вдруг говорит устами древних старух.

– Чего ты боишься? – спросил Тахир мягко, убирая влажную после тумана прядь волос с ее лба.

«Ох, девочка, не умеющая драться и задыхающаяся под грузом ответственности, куда же ты летишь?»

– Хочу сделать все правильно, но не знаю, как, – помедлив, ответила Николь. – Я словно слепая…

Тахир понимающе кивнул. Так на войне и бывает. Идешь вперед на инстинктах и просто веришь, что этого будет достаточно, чтобы вернуться. И нельзя думать после первого шага. Поздно. Да и не бывает «правильного», идеальное мертво.

– Так в этом все дело? Хорошей хочешь быть? Спасительницей? Или все дело в чувстве вины?

Николь, закусив губу, дернулась от его слов, как от пощечины, и попыталась вывернуться. Но Тахир был готов к ее побегу от правды: стиснул в своих руках, да так крепко и успокаивающе, что она затихла, смиряясь.

«Прости, любимая, я хочу, чтобы ты выжила, а ты на неверных крыльях летишь вперед». Прошло несколько минут, прежде чем Николь выдавила:

– Я иду туда, потому что хочу жить, а не выживать. Не хочу стыдиться своей силы, отказываться от нее. Не хочу, как крыса, вечно прятаться…